Я вытянула голову и спустилась по лестнице. Обычно мама, когда готовит, что-нибудь напевает или смотрит утренние новости. Должно быть, по телику показали что-то плохое. Вот такая у неё странность. Если новости ей не нравятся, она выключает телик, как будто это отменяет услышанное.
— Привет, соня, — раздался знакомый голос, когда я сошла с последней ступеньки, и у меня упала челюсть.
Эхо у меня на кухне. Готовит. С чашкой кофе в руке.
— Что ты здесь…
Стопка горячих клубничных панкейков стояла посреди стола, накрытого на троих. У меня заурчало в животе. Как же аппетитно это выглядит. В ещё одной тарелке был хрустящий бекон, от которого у меня потекли слюнки. Яйца ещё жарились на скороводе. Будто картинка из кулинарного журнала.
— Ты с ума сошёл? — прошептала я, стараясь, чтобы мой голос звучал возмущённо, но получается не очень. — Мои родители могут зайти в любой момент.
— Разве так встречают того, кто накрыл такой чудесный стол? — спросил он. — К тому же, — он раскинул руки, — они всё равно меня не увидят.
Ну конечно. На его коже сияли руны. Как и вчера вечером, он одет в обычную одежду — джинсы и футболку. Специально, зараза. Знает, что я люблю, когда он изображает из себя простого парня. Хотя никто не умеет носить джинсы так, как это делает Эхо.
— Почему? — спросила я, пытаясь сосредоточиться на разговоре и не отвлекаться на то, как же он горяч.
Он отпил кофе и вскинул бровь.
— Почему они меня не видят?
Я грозно сощурила глаза, тогда как на самом деле больше всего на свете мне хотелось броситься ему на шею. Боже, как же он сносит мне крышу.
Словно читая мои мысли, он хмыкает и подходит ко мне.
— Ты злишься на меня, а я хочу, чтобы ты перестала.
— То есть так ты извиняешься?
Он улыбнулся.
— Получается?
Эта его сексуальная улыбочка просто неотразима, и он это знает. Бросив быстрый взгляд на мусорку, я замечаю фирменные коробки из моего любимого ресторана в Майами. Они готовят самые вкусные на свете панкейки со свежими фруктами.
— А если бы родители вошли и увидели летающие тарелки?
— Ты видела хоть одно моё движение? Быстрее Флэша, — похвастался он. — Ты всё ещё злишься на меня?
— Ты встретишься с Дэвом?
— Нет.
— Тогда я всё ещё разочарована в тебе.
— От злости к разочарованию — это прогресс, — он потянулся рукой к моей щеке, но я сделала шаг назад. Его рука опустилась, лицо вновь приняло хмурый вид. — Видимо, пока никаких прикосновений. Что ж, по крайней мере, мы разговариваем. Вчера в машине ты меня совсем игнорировала.
— Эхо…
— Знаешь, по утрам в тебе есть что-то особенно притягательное.
Он серьёзно? Я коснулась своих лохматых косм.
Он ухмыльнулся.
— Растрёпанные волосы, полуприкрытые веки, мягкие губы, расслабленность после хорошего сна. Ты выглядишь невинной и уязвимой, но в то же время очень сексуальной. Я хочу схватить тебя и утащить в какое-нибудь безопасное место, где никто тебе не навредит, и одновременно хочу зацеловать тебя до беспамятства. Раствориться в твоём тепле.
Мысли затуманиваются. Хочется утонуть в его объятьях и забыть про Дэва и всю эту ссору.
— Я весь твой, куколка, — добавил он, коснувшись прядки моих волос. — Злись на меня, сколько хочешь, но я буду возвращаться снова и снова, чтобы показать, как сильно я тебя люблю, пока ты не простишь… — он посмотрел наверх, — меня.
Сначала донёсся папин голос, затем мамин смех. Они вышли из спальни. Я запаниковала, не зная, просить Эхо уйти или остаться. Я открыла рот, и вышло только:
— Я тоже тебя люблю.
Он улыбнулся.
— Знаю. Хочешь, чтобы я ушёл?
Клянусь, он умеет читать мысли. Теперь, когда он их озвучил, это звучало слишком эгоистично с моей стороны, особенно после всех его стараний.
— Эм, коробки.
Он посмотрел на мусорку, а затем снова на меня в ожидании ответа. Мама и папа уже на лестнице. Аааа, что делать?!
— Мне уйти или остаться, куколка? — Эхо спрашивал абсолютно серьёзно, словно был готов уйти по первому моему слову, но выражение его лица говорило, что он хочет остаться. Я сама хотела, чтобы он остался. Но сначала несколько важных условий.
— А ты будешь хорошо себя вести?
Он фыркнул.
— Я серьёзно, Эхо.
Он положил руку на грудь, золотистые глаза сверкнули.
— Что я могу такого сделать, будучи невидимым?
Да много чего. Обычно по воскресеньям он смотрел, как я готовлю завтрак, и утаскивал со стола вкусняшки. Но уходил всегда до появления моих родителей.
— Можешь остаться, если пообещаешь хорошо себя вести.