— Ладно, — заметив упрямо сдвинутые брови, я даже не обижаюсь на слова, на которые, теоретически, можно было бы и обидеться, будь они сказаны другим тоном. — Тогда в следующий раз приглашаю тебя я, и я плачу тоже я.
Только после того, как эти слова звучат, я понимаю, что именно сказала. Нет, вообще-то я не прочь встретиться парнем ещё раз, поболтать по-дружески, но вот говорить об этом в лоб явно не собиралась. Но машины времени, чтобы вернуться в прошлое и заткнуть самой себе рот, не существует, так что приходится мило улыбаться и делать вид, что всё так, как и задумывалось.
Тем более и без того не особо грустный Макс теперь и вовсе светится, как новогодняя гирлянда и расточает по сторонам улыбки.
— Ну, раз мы всё решили, тогда прошу, — руку он предлагает прямо как «в лучших домах Парижа и Лондона».
Эх, умирать, так с музыкой! Я дополняю композицию, направляясь вслед за парнем к выходу.
— Лика, блин, ты бельё покупать собиралась? Так покупай белье, а не сетку рыболовную. Вот честно, у меня папа точно такой карасей летом ловил! — уговариваю я подругу чуть меньше часа спустя.
Рыжик в этот момент крутится перед зеркалом в примерочной в чём-то, что нижним бельём можно было и впрямь назвать только с натяжкой. С очень большой натяжкой.
— Ну чего тебе опять не нравится? — наша красотка упирает руки в боки. — Смотри, какая прелесть.
— Прелесть? Солнце, глазки протри. Если эти три клочка ткани и метр сетки — прелесть, то я — Шамаханская царица.
— Ты ничего не понимаешь!
— Да уж куда нам, отсталым. Ну, серьезно — это не сексуально, это вульгарно. Давай, я тебе что-нибудь более приличное принесу, а?
— Тащи, — тяжело вздохнув, скромная наша начинает стягивать так понравившийся комплект, едва дождавшись, пока я задёрну занавеску.
— Чего? Да он же совсем закрытый! — возмущается она ещё спустя несколько минут, примеряя принесённое. — А этот красный! Я не люблю красный, ты же знаешь!
— Не верещи! Надевай!
Подруга морщит нос, но, получив лёгкий шлепок, вешалки принимает.
Господи, дай мне терпения!
В результате долгой и почти кровопролитной войны, победу одерживает моё чувства стиля, вместо Ликусиного. Правда к тем трём комплектам, что выбираю я, всё же присоединяется приглянувшееся рыжей сетчатое убожище. Но я почти на сто процентов уверена, оно так и затеряется где-то на просторах необъятной гардеробной, ни разу не надетое, а это не может не радовать.
— Ну что, куда дальше? — интересуюсь я, выходя на относительно свежий воздух. Продавцы, наверное, рыдают крокодильими слезами, избавившись от таких покупателей.
— Может, в кафешку?
— О нет, пожалуйста, хватит с меня на сегодня кафешек, иначе придётся обновлять гардероб, ибо никуда не влезу.
— О-па! — мигом настораживается Рыжик. — И где это мы сегодня шлялись, вместо работы, а? А с кем? А почему нас не позвали?
— Не шлялись, а гуляли, между прочим! И почему сразу с кем-то? Неужели я не могу одна посидеть в кафе и... — взгляд Лики красноречивее всяческих слов. — Ладно, не прокатило, окей. Ну…
Когда я заканчиваю «исповедь», с вырезанными цензурой моментами, понятное дело, Аристова сияет, как начищенный пятак. И это слегка раздражает.
— Ну, вот чего ты лыбишься, а?
— А что мне, плакать, что ли? — продолжая демонстрировать белозубую улыбку, парирует Анжелика. — Мин, а кто крёстной будет — я или Никуся?
— Лика! — против ожидания я рявкаю так, что на нас оглядывается двое парней, идущих чуть впереди.