Что, же, касается, благополучно живущих во дворце в Эдирне Селима с Санавбер, их жизнь постепенно налаживалась, хотя и молодой Султан ещё и продолжал испытывать слабость с головокружением, но постепенно начинал расхаживаться по своим просторным покоям с помощью, перебравшихся к ним из Топкапы, Гюля и Аслана-аги.
Так и милая Санавбер. В этот ясный солнечный тёплый день, она, облачённая в атласное бледно-бирюзовое платье с преобладанием серебристого газа, вальяжно сидела на парчовой тахте, которая имела бардовый цвет и выставлена на балконе с мраморными колоннами и ограждением, не говоря уже о золотых канделябрах, при этом мрачные мысли юной Султанши занимала, царящая в столице весьма щекотливая обстановка и то, как ей вернуть власть возлюбленному мужу, ведь коварная Михримах не оставила Султанской чете никакого другого выхода, кроме борьбы за их законное место под солнцем.
--Выберите в гареме самую красивую и умную девушку, которая предана нам с Повелителем и приложите все усилия для того, чтобы она свела с ума Султанзаде, Гюль-ага!-нарушая мрачную задумчивость, мудро рассудила юная Хасеки с оттенком воинственности, обращаясь к преданному аге, когда тот вышел к ней на балкон и почтительно поклонился ей.
--Как прикажете, Султанша.-понимающе проговорил старший евнух главного гарема. Плавно вставшая с тахты и грациозно обернувшаяся к нему, Хасеки одобрительно кивнула и подала ему знак о том, что он может быть свободен.
Гюль-ага почтительно откланялся, и, не говоря больше ни единого слова, покинул дворец в Эдирне и поехал в столицу для того, чтобы передать Лалезар Калфе распоряжение Баскадины, относительно Султанзаде Османа.
Сама, же, юная Хасеки осталась снова в гордом одиночестве и, погружённая в мрачную задумчивость, с которой она ещё какое-то время простояла на балконе, смотря на роскошный дворцовый сад с тропическими деревьями и растениями, а так же искусственными водопадами и водоёмами античное убранство которого напоминало сад знатного древнего римлянина или грека, после чего прошла в покои, где, как она до сих пор считала, спал её возлюбленный муж.
Только это было далеко не так. Молодой Султан уже больше не спал, а сидел на постели, хотя и облокотившись мужественной мускулистой спиной о мягкие подушки, скрытый в густых вуалях балдахина из серебристой органзы и василькового цвета парчи. Ему не хотелось больше спать, да и зачем? Этим днём парень чувствовал себя, значительно лучше. Головокружение со слабостью исчезли, сменившись здоровым румянцем на красивом лице, что искренне порадовало юную девушку, плавно подошедшую к сердечному другу и душевному избраннику, одновременно. Она даже вся просияла от, переполнявшего её трепетную душу, огромного счастья.
--Приятно видеть тебя в добром здравии, сердце моё!-радостно проворковала, плавно сев на край его широкой постели, Санавбер, из-за чего, полные огромного взаимного обожания, голубые взгляды супругов встретились и на долго задержались друг на друге, а из их груди вырвался трепетный вздох. Возлюбленные держались за руки и молчали, да и, что они могли сказать? За них всё говорили их глаза.
Вот только не долго им суждено было пробыть наедине, ведь, в эту самую минуту их душевный покой оказался дерзко нарушен приходом, раздираемым угрызениями совести, Султанзаде Османом, который почтительно поклонился Султанской чете и попросил дядю о позволении объясниться.
Султанская чета удивлённо переглянулась между собой, не зная того, что им ожидать от этого душевного разговора, но всё-таки решили выслушать парня, из-за чего Селим одобрительно кивнул и подал позволительный знак племяннику о том, что тот может говорить. Юноша вздохнул с огромным облегчением и заговорил откровенно, признаваясь дяде в том, что он всеми силами противился престолу, занять который его заставила собственная мать, коварная Михримах Султан шантажом и угрозами.
--Если хотите, можете, хоть сейчас возвращаться в столицу и занимать, положенный Вам по закону наследования Престол Османской Империи, дядя. Я, же, вернусь в Трабзон.-подводя итог своим словам, заключил юноша, не смея, поднять на венценосную чету карих глаз. Он, конечно, смутно надеялся на их взаимопонимание, но, если Селим внимательно выслушал племянника, отнесясь к нему с пониманием и даже душевностью, то его Баскадина напротив. Она не доверяла ни одному, хотя и правдивому слову Султанзаде, видя в нём опасного врага для благополучия своей семьи.