--А ты, оказывается, у нас хитрая лиса, Назенин Хатун, помощью ума, изворотливости, лести, сумела заманить моего горячо любимого брата в любовные сети и довести до никяха!-с оттенком не скрываемого пренебрежения ухмыльнулась, сидящая немного в стороне от красавицы невесты, облачённая в шикарное парчовое бирюзовое платье, Бахарназ Султан, открыто, давая ей, понять, что она категорически против этого никяха.
Назенин заметила это, и, залившись румянцем лёгкого смущения, покрывшего её бархатистые, словно кожура персика, щёки, скромно улыбнулась и тихо, но при этом, очень искренне выдохнула признание, что было похоже на заключение:
--Просто Государь понял, что все те поступки, которые я совершала для благополучия его семьи с душевным спокойствием, диктовались моим, горячо и преданно любящим его, сердцем! Вот он и откликнулся своей благодарностью в виде нашего с ним никяха.
Между женщинами воцарилось мрачное молчание, из которого юная девушка поняла, что Бахарназ Султан спокойно ей жить не даст. Начинается борьба между ними. Ну, что, же, Назенин уже не привыкать бороться за себя и своё место под османским солнцем. Она справится и выйдет из всего с честью и достоинством, ведь, находящаяся возле неё, одетая в шикарное платье мятного цвета и погружённая в мрачную задумчивость, которая отчётливо проглядывалась в кристально чистых и напоминающих два, затерянных в лесной глуши, озера, бирюзовых глазах, подруга Санавбер Султан поможет ей и поддержит, по крайней мере, девушка на это надеялась, хотя и смутно. Юные Санавбер с Назенин доброжелательно переглянулись между собой и сдержано вздохнули, хорошо понимая чувства друг друга и поддерживая их. слова были здесь не нужны.
В эту самую минуту, в просторные покои вбежал, весь сияя от радости, Гюль-ага, и, почтительно поклонившись госпожам, немного отдышался и доложил:
--Только что пришли вести из мечети Сулеймание, прекраснейшие Султанши, о том, что никях Повелителя с Назенин Султан заключён!
Госпожи между собой с искренним взаимопониманием переглянулись, и, одобрительно кивнув, отпустили старшего агу обратно в гарем. Тот почтительно снова откланялся и оставил Султанш одних, чем и воспользовалась Бахарназ Султан. Она мягко и бесшумно подошла к, новоиспечённой, Султанше, и, плавно склонившись над ней, угрожающе прошипела, подобно гремучей змее:
--Вздумаешь плести интриги против Баш Хасеки с престолонаследником Шехзаде Орханом, пожалеешь, что на свет родилась, Назенин! Не забывай о том, что ты здесь, в гареме, была обычной калфой!
Юная девушка с достоинством выдержала гневную тираду Бахарназ Султан, и, доброжелательно ей улыбнувшись, тихо выдохнула:
--Я, тоже Вас очень сильно люблю, госпожа!
едва не задохнулась от, переполнявшего её всю, гнева с презрением, и, с переполнявшей её всю, ненавистью к дерзкой рабыне, фыркнула и вернулась на тахту, где недавно сидела, провожаемая насмешливым взглядом Назенин Султан, что ни укрылось от внимания, погружённой в романтическую задумчивость о возлюбленном муже, Санавбер, едва сдерживающей себя от, рвущегося наружу раскатистого звонкого смеха.Она, как и Разие Султан не хотела вмешиваться в склоки Бахарназ с Назенин, решив, занять наблюдательную позицию, тем самым показывая им всем свою мудрость с безучастностью, ведь ей итак хватало дел не только в управлении султанским гаремом, что она решила переложить на подругу, но и с вакфом и соуправлением Империей, а это куда важнее гаремных склок.
Что, же, касается самого гарема, то в общей комнате, девушкам, ещё с утра было роздано золото, а теперь всех угощали шербетом. Затевался весёлый праздник с танцами и игрой музыкантов. Наложницы под бдительным присмотром калф с евнухами наряжались в новые платья с украшениями, репетируя танцы.
Так постепенно наступил вечер. За пределами величественного Топкапы, заметно стемнело. Стамбул плавно переходил к ночной жизни, а султанском гареме уже во всю проходил шумный праздник с весёлыми танцами наложниц и задорной игрой музыкантов. В эту самую минуту, глашатый ударил посохом о мозаичный пол и громко прокричал:
--Внимание! Санавбер, Бахарназ, Разие и Назенин Султан Хазретлири!
Мгновенно смолкла музыка. Наложницы перестали танцевать, и, встав в две линии, замерли в почтительном поклоне с трепетным ожиданием, не смея, даже поднять взгляды на госпожей, царственно вошедших в общую комнату. Они прошли к своим местам и с грациозностью сели на, разбросанные по подиуму, мягкие разноцветные подушки с наволочками из шёлка, парчи, бархата и жаккарда, подав знак рабыням продолжать веселье.