96 глава
Разие Султан никого не ждала в этот поздний час. Она царственно возлежала на обитой светлой парчой и покрытой сусальным золотом софе, одетая в тёмно-зелёное бархатное, обшитое золотом с драгоценными камнями, платье с длинными обтягивающими рукавами и, погружённая в глубокую задумчивость о том, какой предпринять новый шаг в борьбе с ненавистной ей Назенин Хатун, лениво потягивала ягодный шербет из серебряного кубка. В её светлых выразительных и, обрамлённых густыми шелковистыми ресницами, ясных глазах отражалось мерцающее пламя от, горящих в золотых канделябрах, свечей, чувствуя то, как постепенно сон начинает одолевать, да ещё и тихое потрескивание дров в мраморном камине привели к тому, что Султанша больше не могла уже бороться с невыносимой усталостью и, сама того не заметив, как уснула.
Вот только не долго продлилось её душевное спокойствие вместе с одиночеством, так как, в эту самую минуту, в просторные покои ворвалась, подобно разъярённой львице, Санавбер Султан, одетая в атласное сиреневое платье с кружевным блестящим кафтаном бирюзового цвета. Шикарные длинные золотисто-каштановые волосы юной Баш Хасеки были распущены, а бирюзовые глаза горели праведным гневом, с каковым она и накинулась на Султаншу, совершенно забыв о почтительности, да ей было и не до неё. Её всю трясло от гнева с негодованием, с которыми она и обрушалась на неё с порога.
--Как Вы могли так поступить с моими чувствами к Селиму, госпожа?! Для чего Вы отправили к нему в покои наложницу, хотя и прекрасно знаете, что, кроме меня с Назенин, ему никто не нужен! Мы его возлюбленные! Что это ещё за интриги за моей спиной?!-бушевала девушка, смутно надеясь, воззвать Султаншу к её совести, но жестоко просчиталась, ведь Разие Султан даже и не собиралась поддаваться ответному гневу. Вместо этого, она смерила разгневанную, до предела, беременную невестку взглядом полного душевного безразличия, и, сдержано вздохнув, миролюбиво, но так, чтобы до собеседницы хорошо дошло, хладнокровно произнесла:
--Успокойся, Санавбер, и пойми, что против тебя я ничего не имею! Ты единственная женщина, которая действительно достойна находиться в трепетном сердце моего многострадального брата, хотя и частенько забываешь о том, что, пока ты носишь под сердцем очередного Шехзаде, постель Повелителя не должна пустовать. Это ваше с ним дело! Я к вам не лезу! У меня сейчас задача, заставить Назенин Хатун выстрадать своё счастье, как когда-то страдала ты! Она у меня ещё обольётся такими горючими слезами, что ей мало не покажется! Так что, перестань нервничать и давай лучше поговорим по душам! Своими нервами и психозами, ты лишь вредишь себе и своему малышу!
Так, Разие постепенно перешла на дружеский и с оттенком искренней заботы тон, указывая невестке знаком на соседнюю софу однотипного вида. Санавбер, хотя ещё и продолжала бушевать, но послушно села и с тяжёлым вздохом заключила:
--Но мне ведь, тоже больно от понимания того, что Селим, сейчас с наложницей развлекается! Я люблю его больше жизни и не хочу делить с наложницами.
Говоря эти, полные невыносимого душевного страдания, слова, юная Баш Хасеки готова была в любую минуту расплакаться, подобно, обиженному сверстниками, маленькому ребёнку. Она даже тихо всхлипнула и принялась нервно теребить блестящее бирюзовое кружево кафтана изящными тоненькими пальчиками, что ни укрылось от внимательного взгляда, одарившей невестку доброжелательным мягким взглядом, Разие Султан, грациозно севшей на своей софе.
--Пора взрослеть, Санавбер! Ты уже давно не та маленькая, живущая романтическими мечтами о безграничной чистой любви! Это Османская Империя, да и ты находишься в гареме Повелителя Мира, где нет места сентиментальности! Здесь выживает та, которая окажется умнее, изворотливее и стервознее! Срочно меняй характер, иначе более сильные уничтожат тебя!-вразумительно отрезвляюще произнесла Султанша, что для юной Баш Хасеки стало намного большее самой мощной пощёчины, из-за чего она мгновенно вскочила с софы и воинственно бросила Разие, что бросило ту в лёгкий ступор:
--Запомните, госпожа! Я никому не позволю перейти мне дорогу и занять моё место в сердце Селима, даже Вам! Что, же, касается той несчастной Хатун, что Вы посмели отправить к нему в покои, утром отправится на корм рыбам в Босфор!