В данный момент, Санавбер лежала в постели, скрытая в густых вуалях шёлкового балдахина бледно-голубого цвета, погружённая в глубокую задумчивость, и сама не заметила того, как уснула, напоминая собой безмятежного, хрупкого, как горный хрусталь, ангела.
Селим залюбовался женой, из-за чего не заметил ухода акушерки, да и ему не было до неё никакого дела. Все его мысли занимала любимая Санавбер, на краю широкой постели которой, он сидел, с огромной нежностью держа её за руку и терпеливо ожидая момент, когда она вырвется из крепких объятий Морфея.
Девушка почувствовала это заботливое прикосновение сильной руки мужа к её изящной руке и, измождённо вздохнув, открыла глаза и нежно ему улыбнулась, сама не в силах поверить в то, что их малышу ничего не грозит, из-за чего, словно угадав её мысли, Селим осторожно погладил округлившийся живот жены, сияя счастливой улыбкой.
--Не волнуйся, любимая. Теперь я буду более внимательным к тебе и к Назенин.-заверил он жену. Санавбер понимающе вздохнула, и, заботливо накрыв его руку своей, произнесла:
--Ты прав, Селим! Теперь для нас всех наконец-то наступил долгожданный покой и благоденствие. Больше нет никакой беспощадной борьбы за наше существование под солнцем и безграничную чистую любовь. Все коварные интриги, жестокость с предательствами и заговорами остались в Топкапы.
Между супругами воцарилось молчание, во время которого они плавно воссоединились в очень нежном поцелуе, который, казалось, будет длиться целую вечность, что напоминало слияние двух трепетных душ и любящих сердец.
В эту самую минуту, прогуливающаяся по, занесённому пушистым снегом, что напоминало собой пуховое одеяло или шаль, дворцовому саду в приятной компании Мустафы Паши, тепло одетая, Назенин Султан тихо беседовала с ним о, возникшей в Топкапы, чрезвычайно критической обстановке, которая не оставила венценосной чете никакого другого выхода кроме, как инициировать свою смерть с похоронами, а самим под покровом ночи уехать в Эдирне. Хотя они и сделали это, разрушив за собой все мосты, хранитель покоев продолжал беспокоиться за безопасность с благополучием друзей.
Молодой Паша выглядел таким мрачным, что, внимательно и с замиранием в трепетном сердце, слушающая его, Султанша сама встревожилась, чувствуя, что коварные золовки скоро распознают обман и тогда уже никому не спастись от их мести.
--Неужели наше душевное спокойствие окажется хрупким и скоро разрушится?-обеспокоено спросила у собеседника Назенин, смотря на него взглядом, в котором отчётливо ощущался невыносимый страх за свою семью, каковыми для неё стали Султан Селим с Баш Хасеки Санавбер и их младенцы, которых она любила всем сердцем и душой.
Мустафа Паша понимающе вздохнул, полностью разделяя чувства второй Хасеки своего дражайшего друга и Повелителя Мира, при этом собеседники, плавно и совсем не торопясь, проходили по, запорошённой снегом пальмовой аллее, не обращая внимания на, падающий, медленно кружась, снег и хмурое небо, занесённое густыми тучами.
--В ближайшие две-три недели, Вам не о чем беспокоиться, госпожа. У меня всё под контролем. Если возникнет какая-либо угроза для Вас всех, вы об этом узнаете своевременно и сможете принять необходимые меры для отражения нападения.-заверил Султаншу молодой хранитель главных покоев дворца Топкапы, мысленно признаваясь себе в том, что, если его дражайшая супруга Разие продолжит и дальше во всём потакать старшей сестре в коварных дворцовых интригах, ему ничего другого не останется, кроме, как просить у Повелителя позволения на развод с ней.
А между тем, даже не догадывающаяся о ходе его мыслей, Назенин благодарственно ему улыбнулась, и, чуть слышно выдохнув:
--Спасибо!-вернулась во дворец для того, чтобы заняться детьми мужа и подруги, ловя на себе, полный глубокой мрачной задумчивости, светлый взгляд верного слуги, решившего, ещё немного погулять по дворцовому саду.
Чуть позже, молодой Султан уже отдыхал, собираясь с мыслями, не говоря уже о том, что думая об их общем будущем, в своих просторных, выполненных в зелёных тонах, дорого уставленных покоях. Он сидел на, обитой тёмно-зелёной парчой, тахте, отрешённо смотря куда-то вдаль, а в мыслях был. Случившийся полчаса тому назад. Выкидыш у его возлюбленной. Нервная обстановка последних нескольких дней сделали своё коварное дело. От осознания этого, Селим печально вздохнул и обхватил светлую голову сильными руками. Его голубые глаза блестели от горьких слёз, раздирающих, нежную душу.
За этим занятием мужа застала Назенин, бесшумно войдя к нему в покои с, наполненным до краёв красным кипрским вином, серебряным кувшином. Она молча подошла к нему, и, налив содержимое в небольшой кубок, подала ему с понимающими словами: