--Да, госпожа! Это я!-робко выдохнула она.
Санавбер иронично хмыкнула, и, решив, наконец, перейти к делу, приказала:
--Раздевайся и покажи мне то, как ты ублажала мужа, пока тот был жив!
Вот только, глубоко потрясённая осведомлённостью Баш Хасеки о её личной жизни, Нергизшах ещё больше смутилась, но внезапно вспомнив о своём высоком происхождении, возмутилась:
--Да, как ты, жалкая рабыня, смеешь приказывать мне, Султанше по крови, идти на такие мерзости?! Совсем стыд потеряла!
И уже собралась уйти, как, в эту самую минуту, услышала отрезвляющие властные слова, вернувшегося с балкона, Султана, поставившего племянницу на место:
--Это ты, наверное, забыла о том, что являешься дочерью Шехзаде, посмевшего, поднять восстание и пойти против своего отца законного Правителя Османской Империи Султана Сулеймана, за что Мустафа и поплатился жизнью! Так что пожинай плоды своего отца, Нергизшах, и не забывай о том, что в данный момент, никем здесь являешься именно ты, так, что прояви почтение к моей Баш Хасеки и выполняй все её приказания!
Ущемлённая резкими словами правящего дяди, Нергизшах бросила на него, полный огромной ненависти, уничтожающий взгляд, хотя и мысленно отметила, что он хорош собой, стройный, подтянутый, в меру мускулистый, приятный внешне, а по натуре мягкий, обходительный и справедливый, хотя и всеми силами старается быть грозным, но на самом деле чуткий и даже ранимый, а уж его чувственные и, обещающие море головокружительного порочного наслаждения, губы заставили юную девушку судорожно вздохнуть. Она подчинилась и мгновенно разделась.
Когда, же, её роскошная одежда оказалась на полу, она царственно перешагнула через неё и, подобно кошке, взобралась на постель, где всё так же вальяжно лежала Баш Хасеки, и, забыв про гордость, начала увлечённо ласкать ей упругую пышную грудь с гладкой, словно атлас, светлой кожей с розовыми, как ягоды спелой брусники, сосками, успевшими, затвердеть от приятного возбуждения. Нергизшах их: то облизывала бархатистым языком, то легонько покусывала крепкими ровными белоснежными зубами, что заставляло Санавбер тихонько постанывать от, переполнявшего её всю, порочного удовольствия. Она даже инстинктивно закрыла бирюзовые глаза, откинув голову на мягкие подушки.
--Очень хорошо, Султанша! Вы искусная любовница! Продолжайте и не останавливайтесь!-похвалила Нергизшах Баш Хасеки, довольная её плавностью и осторожностью в прикосновениях, а между тем, юница продолжала необузданные ласки. Она плавно спустилась по втянутому животу госпожи и принялась ласкать её тёплый влажный грот шаловливым языком, вынуждая Санавбер от возбуждения, извиваться и выгибаться под Султаншей, подобно ужу на раскалённой сковороде и лихорадочно сминать тонкими пальцами шёлковую простыню, не говоря уже о том, что просить о пощаде, при этом, напоминая собой, выброшенную из холодной реки на горячий песок, рыбу. Вот только Нергизшах уже сама перевозбудилась до такой степени, что даже и не собиралась останавливаться. Она продолжала неистово вылизывать лоно Баш Хасеки, чувствуя на себе заворожённый серо-голубой взгляд Повелителя, находящегося немного в стороне от своей постели, а вернее в тени, благодаря чему, мог смело скрывать своё возбуждение, достигшее уже такого апогея, что больше не мог сдерживать себя, и, полностью раздевшись сам, взобрался в постель, и, решительно оттолкнув племянницу, не говоря ни единого слова, овладел женой, как бы давая ей небольшую разрядку и облегчение, становясь с ней единым целым в жарком акте безумной страсти.
Оскорблённая его небрежным поступком, Нергизшах не захотела это терпеть и решила сурово наказать парня тем, что выбралась из постели, и, подойдя к шкафчикам, порылась в них немного. Когда, же, наконец, она нашла резиновый страпон, победно заулыбалась.
--Вот теперь, то Вы мне за всё ответите, Повелитель!-коварно произнесла юная девушка, при этом в её ясных голубых глазах блеснул дьявольский огонь, затем, дождавшись момента, когда парочка уже выплеснула всю свою страсть друг на друга и уже, запыхавшиеся, вознамерились дать себе небольшую передышку. Только им этого не позволила Нергизшах. Она крайне бесшумно подошла к Селиму сзади и, не говоря ни единого слова, вставила в него страпон, что стало для него полной неожиданностью. Он даже опешил, не зная того, как ему поступить. При этом бедняга испытывал такую невыносимую боль, что, казалось, ещё немного и он лишится чувств. Из его ясных серо-голубых глаз даже брызнули предательские слёзы, которые Селим всеми силами старался скрыть от возлюбленной, благо она от, переполнявшего её всю наслаждения ничего не видела, так как лежала под ним с плотно закрытыми глазами. А между тем, Нергизшах продолжала своё коварное дело и беспощадные движения в нём, приносящие ей огромное удовольствие от того, что её самый главный враг, наконец-то, сейчас получает по заслугам. Только её главенство над ним продлилось не долго.