Поначалу, Санавбер захотела возмутиться и высказать верному слуге о том, что он превышает свои полномочия, но мысленно признавая его правоту, понимающе вздохнула и, не говоря ни единого слова, ушла, провожаемая пристальным взглядом хранителя главных покоев, полным глубокого восхищения вместе с искренней душевной благодарностью.
«Да, я всё равно не смог бы Вас казнить, Султанша, даже, если бы Вы оказались главной и единственной преступницей во всей этой истории!»--мысленно проговорил Мустафа-паша, из-за чего печально вздохнул, осознавая, что ничего не может с собой поделать, продолжая, тайно страстно любить Баш Хасеки своего единственного душевного друга, являющегося Властелином огромной Османской Империи.
Вот только в главных покоях юную Баш Хасеки ждало весьма неприятное зрелище в лице Махидевран с кинжалом в руках, склонившуюся над изголовьем спящего Селима из-за того, что узнала о ночном происшествии в султанской спальне от дерзкой Нергизшах и вот, теперь, придя в огромную ярость, вознамерилась убить беспомощного беднягу, целясь, нанести сокрушительный удар прямо ему в грудь.
Необходимо срочно спасать возлюбленного. Медлить нельзя-смерти его подобно. Понимая это, Санавбер инстинктивно обнажила свой острый кинжал и, крайне бесшумно подойдя к вдовствующей Султанше, совсем неожиданно для той, перерезала ей ггорло одним мгновенным и, полным лёгкости, движением руки, даже не коснувшись её так, что Махидевран Султан не успела ничего понять, как её, измученная бесконечными страданиями и потерями, душа, наконец, покинула бренное тело и воспарила туда, куда ей положено, а стареющее тело плавно рухнуло на дорогой ковёр под внимательным бирюзовым взглядом Баш Хасеки, которую внутренне всю трясло от понимания того, что, если бы она задержалась у Мустафы-паши, хотя бы ещё на пару минут, её возлюбленный был бы сейчас убит.
--Санавбер!-слабым, вернее даже хрипловатым от, пересохшего горла, голосом тихо позвал жену, наконец, проснувшийся, Селим. Он через силу открыл свои серо-голубые, как небо в ясную погоду, глаза и, ничего не понимая, посмотрел на неё, что помогло девушке выйти из её глубокого оцепенения, в котором она находилась всё это время.
Она очнулась и, налив в кубок из, стоявшего на прикроватной тумбочке, кувшина прохладной воды, вернулась к мужу и помогла ему выпить содержимое кубка тем, что слегка приподняла его голову, легонько придерживая одной рукой за мускулистые плечи. Когда юноша немного попил и почувствовал, что ему стало немного легче, тихо спросил:
--Неужели, я ещё жив?
Санавбер доброжелательно ему улыбнулась и, не говоря ни единого слова, прильнула к его мягким тёплым губам, плавно воссоединившись с ним в долгом, очень пламенном поцелуе, на который он инстинктивно ответил взаимностью. Это и был её положительный ответ, пока стражники выносили мёртвое тело вдовствующей Султанши из главных покоев и расстилали чистый ковёр.
Вот только не долго им пришлось побыть наедине друг с другом, ведь в эту самую минуту в главные покои вошла Лалезар Калфа и, почтительно поклонившись венценосной чете, радостно сообщила им о том, что пару часов тому назад, Назенин Султан благополучно произвела на свет здоровых и прелестных двойняшек: Шехзаде и Султаншу.
Супруги восторженно переглянулись между собой и, мысленно придя к общему мнению, обменялись парой любезных фраз, после которых Баш Хасеки отправилась к подруге в лазарет, сопровождаемая главной калфой султанского гарема, отдав ей приказ, немедленно отправить Нергизшах во дворец Слёз, где она проживёт всю жизнь.
Лалезар Калфа всё поняла и, почтительно откланявшись ушла к юной Султанше для того, чтобы сообщить ей высочайшую волю Баш Хасеки. Санавбер, же, вошла в лазарет, где уже всё было готово к проведению церемонии имя наречения и, не желая, тянуть с ней, доброжелательно поздравила, лежащую на кушетке, уже приведённую рабынями в благопристойный вид, подругу с радостным событием. Затем, выяснив у дворцовой акушерки о том, что Султанша с малышами чувствуют себя замечательно, так как роды прошли, на удивление легко и быстро, не говоря о том, что без проблем, обменялась с ней парой душевных фраз, в ходе которых, объяснила причину, из-за чего именно она нарекает новорожденных малышей именами, а не Повелитель, как это положено по дворцовому церемониалу.
Назенин, хотя и встревожилась, не говоря уже о том, что ещё больше возненавидела дерзкую династийную девчонку, но решение подруги о ссылке той во Дворец Слёз искренне порадовало Назенин. Она даже победно заулыбалась. А между тем, Санавбер уже сидела на соседней кушетке, и, заботливо держа на руках маленького Шехзаде, едва слышно читала над ним молитву, по окончании которой громко провозгласила: