Дрень-Брень ковырялся в своем мешке, доставая корешки, баночки, листья. Я с сомнением осмотрел один из флакончиков. Запах шел оттуда невыносимо противный.
— Подставляй руки.
— Зачем?
— Боль снимает.
— Ну не знаю, не знаю — можно ли тебе доверять.
Лешачок фыркнул и подошел к Клифу, тот подставил ладони лодочкой и, получив порцию мази, принялся втирать ее брату. Тяжелый, как бетонная плита, взгляд остановился на мне.
— Не дури, — Клиф кивнул на лешачка, — зря обижаешь коротышку.
— Пожалел козел капусту.
Дрень-Брень, пока мы препирались, осмотрел Царга и остался доволен. Им обоим из-за маленького росточка повезло больше всех.
— Заночуем здесь.
Я уже собирался огрызнуться, но, взглянув на Клайва, смолчал. На том и порешили.
Царг возглавлял авангард, дух присматривал за тылом. Нам оставалось лишь поглядывать по сторонам. Уже не первый час мы шли по дороге, но не повстречали даже намека на присутствие нечисти.
— Что они, вымерли все?
Я смахнул пот, солнце пекло немилосердно.
— Неужто соскучился?
Дрень-Брень, отдохнувший за ночь, бойко семенил рядом с Клайвом. Его отвары и мази здорово нам помогли и, теперь он раздувался от гордости.
— Вся округа уже знает, что Феникс возродился.
Не то, чтобы меня это сильно интересовало, но от скуки я спросил:
— Выходит — он злой бог?
Братья переглянулись.
— Огонь в очаге — он злой или добрый? А пожар в доме?
Дрень-Брень усмехнулся:
— Он бог. Ему нет дела до смертных.
На языке у меня вертелся вопрос об Отшельнике, но я не решался его задать.
К вечеру мы дошли до конца дороги. Вот она была, а дальше все — голая земля.
— Мертвый Лес.
Не сговариваясь, мы все обернулись назад, даже отсюда еще был виден столб огня, возносящийся над храмом.
— Прощай, — прошептал Клиф и решительно шагнул в сторону леса.
— Дальше владения Князя Тьмы.
Едва углубившись в лес, я почувствовал знакомый озноб. Где-то рядом была нечисть.
— Улла!
— Бхуту!
— Пропали!
Только что мы были одни, и вдруг со всех сторон появились мертвяки.
— Есть предложения?
— Может, пробьемся назад, к дороге?
Клиф вопрошающе посмотрел на брата. Клайв покачал головой.
— Отец наказал нам проводить их в безопасное место.
Такой поворот меня крайне удивил, но времени на размышление не было.
— Тогда — вперед.
И мы ринулись, сломя голову. С легкостью уворачиваясь от протянутых рук, нам удалось оторваться от преследования. Но не тут-то было: то справа, то слева мелькали бледные фигуры слизняков. С полчаса мы выдерживали такой темп, а потом лешачок стал заметно отставать.
— Привал.
Все попадали на землю. Нам удалось отдышаться, когда дух предупредил о появлении погони. И вновь началась сумасшедшая гонка. На удивление, на пути нам никто не встретился.
— Стойте.
Я попытался поймать ускользающую мысль.
— Мне кажется, нам нужно туда.
И я махнул рукой вправо. Мое заявление вызвало недоумение, но все подчинились. Через несколько минут мы выскочили на плотный кордон рапаитов. То же самое случилось, когда мы попытались прорваться в другую сторону.
— Теперь понимаете? Нас гонят, как баранов.
Вскоре сзади показались бхуту. Лешачок потянул меня за рукав.
— Отстань. Передохни. Если я прав — то сейчас нас не тронут.
— А если нет?
Я пожал плечами.
— Если нет, то все равно бежать уже нет сил.
Хруст сухих веток приближался с каждой секундой.
— Я тебя понесу.
Клиф шагнул ко мне.
— Подожди, мы должны убедиться.
В десятке метров от нас бхуту остановились, издавая угрожающие гортанные звуки.
— Приехали!
— Что теперь?
Лешачок от страха готов был зарыться в землю.
— Пойдем, не спеша. К чему теперь силы тратить.
Царг безрассудно кидался на бхуту, но я отозвал его назад.
— Успокойся, малыш.
Так, под эскортом мертвяков, мы шли всю ночь. Страх понемногу притупился, но раздражала вонь, исходящая от бывших. Хотя если быть справедливым, то рапаиты воняли не лучше.
Встало солнце, но даже при свете окружающий нас лес не стал выглядеть приветливей. Черные безжизненные стволы устремлялись ввысь без единого листочка. Бледно-зеленая трава стелилась по земле, как будто не в силах подняться выше. Сумрак зловещей пеленой окутывал все вокруг. Дыхание смерти усиливалось с каждым, шагом приближающим нас к неизвестной цели. Тягостное молчание давило на нас безжалостным прессом.