— Улла!
— Как ты надоел.
«Что мне нужно сделать? Подергать его за титьки? Почесать за ухом? Ну что?»
Замирая от ужаса, я приблизился к Бойся-Бойся. Он наклонил голову, и в животе у меня похолодело. Шли минуты. Бык застыл, как изваяние. Наконец, решившись, я протянул руку и дотронулся до рога. Дрень-Брень утверждал, что рог хрустальный, но на ощупь он был теплый и живой.
— Улла! — удовлетворенно завыл дух.
— Чтоб ты сдох, — вздрогнув, рявкнул я. — Хотя, что я говорю — ты и так… Ну, извини, извини.
Царг стоял нос к носу с гигантом, упрямо склонив голову, но враждебности не проявлял.
— Ну что дальше? Пойдем в деревню.
— Улла!
Ноги подрагивали, когда я вернулся к нашей стоянке за вещами.
Забрезжил рассвет. Меня не покидало ощущение, что сюрпризы на сегодня еще не кончились. И это, признаться, меня не радовало.
Под навесом из жердей, закиданных ветвями, собрался почти весь речной народец. Рыбьи потроха, сваленные невдалеке в чан, тлеющие сети и гниющие водоросли создавали невыносимый «аромат». Деревня выглядела убогой и запущенной. Жалкое зрелище представляли и ее обитатели. Худые, грязные, с нечесанными космами. Изможденные озлобленные лица.
«Господи, и я надеялся с ними договориться. Да они отцу родному не поверят на слово, не то что пришлому. Присутствие единорога их скорей насторожило».
В десятый раз я пытался втолковать им, что необходимо переправиться. Попасть на тот берег — и все. Но похоже, что мои просьбы отлетали от сплошной стены враждебности не достигая цели! Вздохнув, я утер пот.
«Жарища. Пива бы сейчас. Холодного. „Холстен“. Можно и „Жигулевского“, но обязательно из холодильника».
Послышался почтительный шепот. Со стороны пристани к нам направлялась странная процессия. Во главе ее шествовала пожилая женщина в белоснежном одеянии. Несмотря на эскорт, создавалось впечатление, что она идет одна. Расстояние, отделяющее ее от спутников, нельзя измерить в метрах, оно несоизмеримо больше. В уверенной походке, гордо поднятой седовласой голове чувствовалась властность. Молодость прошла, тело утратило стройность, но глаза — сине-зеленые, искристые захватывали и поглощали с одного взгляда.
— Кто это?
— Жрица Уйди-Уйди.
Каким образом леший оказался рядом, я не заметил. И признаться, не очень удивился. Практически я был уверен, что он вернется.
— Все зависит от ее слова.
Уйди-Уйди прошла сквозь толпу, так, как будто вокруг никого не было. Ласково, но по-хозяйски уверенно потрепала единорога.
— Ты привел их.
Это не было вопросом, скорее она констатировала то, в чем была заранее уверена. Пристальный взгляд рубиновых глаз, как мне показалось, выражал осуждение.
Речники, затаив дыхание, следили за Уйди-Уйди и единорогом. Фанатическое обожание озарило их хмурые лица. Мне на миг стало страшно: поведи она бровью, и толпа разорвет нас. Покрепче сжав арбалет, я постарался незаметно подать команду Царгу. Но буль почувствовал опасность задолго до меня. Заняв позицию между мной и рыбаками, он внимательно следил за малейшим движением. Напряжение нарастало.
— Я выполню твою просьбу, — толпа жадно ловила каждое слово, — но ты должен выполнить мою.
— Конечно, если смогу.
Хитрая улыбка промелькнула на ее губах.
— Сможешь.
Одного мановения руки хватило, чтобы распустить сходку. Негромко переговариваясь, рыбаки стали расходиться. Скоро под навесом остались мы с Дрень-Бренем, дух, Царг и Уйди-Уйди с единорогом.
— Когда мы отправимся?
— На рассвете.
Пробормотав себе что-то под нос, леший отвернулся.
— Почему не сейчас?
Уйди-Уйди вновь улыбнулась, но на это раз как-то не весело.
— Дети, ты заметил, что их нет?
Я призадумался и начал лихорадочно вспоминать. Действительно до сих пор я не видел в деревне ни одного ребенка.
— Мое условие таково. Гонцы уже в пути. К вечеру сюда соберутся девушки, по одной от каждого селения.
Еще не понимая до конца отчего, я занервничал. Оглядевшись по сторонам, заметил, что Дрень-Брень с духом смущенно потупили глаза. Единорог развлекался с Царгом, который пытался ухватить его за морду, впрочем, больше имитируя нападение, чем всерьез атакуя. В растерянности я посмотрел на жрицу.
— Нам грозит вымирание. Культ единорога так глубоко закрепился в наших сердцах, что мы практически забыли, что такое любовь. Плотская любовь.
— Пока я ничего не понимаю. Мне что — им лекцию прочесть? Сожалею, но я забыл дома томик «Кама-Сутры».