За проявленный характер и неподкупную верность я разрешил Пенелопе остаться. Она обслуживала дом на протяжении нескольких месяцев, которые я пребывал в мутном, пьяном, неясном и необъяснимом даже сейчас состоянии. Всё проносилось мимо и возле; но не касалось. Всё потеряло вкус и цвет. Всё поросло щетиной, впитало смрад и гниль.
Затем приехал Хозяин Монастыря. Он удивился скудному скучному холлу и пустующим залам и воскликнул как ни в чём не бывало:
– Почему моё любимое семейство не встречает меня?
Я вышел из кабинета и сказал:
– Вот. Семейство встречает.
– Что за шутки? Тобой вновь правит меланхолия? Если бы ты, о Бог Солнца, снизошёл до нас обыкновенных и отвечал на письма – может, и развеселился от приглашений на шоу мамочки и мои призывы погостить. Ты не получаешь приглашения и вести, в чём беда?
Пожал плечами и эхом отразил:
– Беда. Хорошее слово для плохих новостей.
– Кто-то болен? – спохватился Ян и приблизился.
– Хуже.
Хозяин Монастыря опустил взгляд.
– Кто-то умер?
– Ближе к правде.
И я рассказал ему о произошедшем: увиденном и услышанном. Ян отлучился до бара и вернулся с парой бутылей.
– Уже не помогают, – усмехнулся я, однако к горлышку приложился. – Знаешь, лучше бы я тогда не поехал к тебе.
– А что…? Нет, погоди, это случилось так давно? – воскликнул гость. – Прошло несколько месяцев! Я думал, ты вновь в обиде, а потому не приезжал, старался подкрасться через письма.
– Теперь тебе известна правда. И всё же мне следовало остаться дома. Тогда бы клан Солнца прошёл свой путь едино.
– Они…в саду, правильно? – спросил аккуратно и опять уронил глаза, получил согласие и невнятно кинул: – Ты…всё сам это делал?
– Помогла служанка.
– Почему не устроил проводы? Не думал, что семье бы хотелось этого?
– Никто из них никогда об этом не говорил: считали, рано и это правильно. А я…влияние у дома не останется вовсе, если и пантеон, и люди, и Полис узнают о случившемся; я не готов бороться за клан и решать отцовские дела – в голове ничего не укладывается, только градус на градус ползёт.
– Ты знаешь: я помогу.
– Мне следовало остаться в резиденции и прорасти в почве вместе с семьёй.
Эта мысль преследовала долго. До момента, пока я не осознал, что в противном случае никто бы не высадил прекрасные имена родичей в прекрасные деревья и цветы, никто бы не усилил власть и влияние воспрянувшего спустя пару лет дома Солнца и – сейчас внимаю особо, остро – никто бы не вызволил птичку из монастырской клетки, не вселил бы в неё уверенность и гарантии будущего и не дал бы подпитку хорошему и прозорливому от природы уму. Всё это стоило пережить – и переживать раз за разом – ради Луны. Насколько же она прикипела к сердцу, если страдания души ничего не стоили ради молодого тела.
Луна взбирается поверх и надевает себе на голову плетённый венок. Из одежды на ней только жёлтые цветы.
– А мне такой сделаешь? – улыбаюсь я.
– За поцелуй, а, может, два – соглашусь.
– Что за прибыльные дела, богиня Солнца? Давно ты промышляешь этим?
Мы слышим звук подъезжающего авто.
– Гости? – уточняет девочка.
– Мы никого не ждём.
Я поднимаюсь и прошу Луну одеться.
– Вот ещё! – капризничает она. – Я у себя дома, а, значит, могу выглядеть так, как пожелаю выглядеть у себя дома.
– Ты рождена богиней, какая же вредная. – Девочка довольно улыбается. – Хорошо, сиди здесь. – Сбрасываю рубаху и покрываю им горячие плечи. – Не скучай, буду в доме.
Покидаю сад и у резиденции Солнца встречаю два грустных автомобиля. Они объявляют, что Бог Старости отошёл и – по его велению – почтенные дома приглашаются лично. Выведываю причину (естественная смерть; ещё бы – он был старше самой смерти) и обещаю присутствовать. В конце недели на землях его разожгут погребальный костёр – так пожелали сыновья. А уж сыновей у этого плута было много и каждый звался богом Старости, чтобы приумножать величие и слухи. Семейным делом их была хирургия – в особенности пластическая – и иные медицинские вмешательства, которые помогали телу старика вместе с услугами метать гаметы. По итогу у Бога Старости насчитывался ни один десяток отпрысков. Как же они сейчас страдают, разрезая на крохотные куски пирога единую территорию?