– Только ли за слова?
Играется.
Мы слышим обнимающие нас «пошло», «вульгарно» и «откровенно», когда отходим за напитками. Гелиос вручает мне бокал с розовыми пузырьками, а сам топит золотистый мёд в стакане.
– Если опьянеешь – знаешь, за чьё плечо ухватиться.
– Я не собиралась пьянеть.
– Но и я сказал «если», а не «когда».
Каждая наша беседа вытекала в меткое парирование, каждый разговор становился хлёстким столкновением и обладал приятным послевкусием. Должно быть, то и важно. Послевкусие. После слов, после взглядов, после касаний. И он касается – аккуратно, тонко – талии, подводя к столам с закусками. Вижу мидии на одной из чаш.
– Хочешь попробовать? – уловив мой взгляд, забавляется Гелиос.
– Хочешь покормить?
– С рук?
– А есть ещё способ?
Признаёт, что попался, и смеётся. Но тут же отнимает лавры себе:
– Я бы показал.
Краснею и разбавляю румянец на щеках румянцем в проплывающем на подносе бокале. Вытаптывающие неподалёку от нас каблуки шепчутся и называют беспорядочными. Беспорядочно – подслушивать воркующих, вот в чём дело.
– А что вообще прилично в их понимании? – спрашиваю я и незаметно киваю в сторону сплетнями осаждающих дам.
– Говорить о том же самом завуалированно, – отвечает Гелиос и отдирает недопитый бокал.
– Как говорить?
– Не так откровенно, Луна, – объясняет ласковый мужской голос. – Намёками, подсказками, игрой.
– Я смотрю, – говорю следом, – головы, не обременённые умственной нагрузкой, и тела, не занятые физическим трудом, становятся примитивны и сложности ищут в элементарном. Игры им захотелось, как же. Плачут по ним пашня и кнут.
– Разреши заметить: я только что влюбился вновь. Кровь у тебя горяча.
Улыбаюсь и подступаю, запускаю руки в карманы его пиджака и подбородком отдавливаю рисунок солнца, сокрытый под белой рубахой. Мне нравится ощущать нас единым целым, нравится быть с ним вместе – от и до, телом к телу, сантиметром к сантиметру. Целует макушку и роняет что-то на старом наречии. Требую объяснений, но получаю ещё больше непонятных слов. Гелиос поправляет складочку ткани на моём плече и делится:
– Боюсь оставлять тебя здесь, а приятелям своим, думается, наскучил, не успев даже подойти. Что будем делать?
– Отведёшь меня в спальню?
Выпаливаю то быстро и без умысла, а потому рвусь с объяснениями, что имела в виду иное.
– Лучше тебя самой знаю, что ты имеешь в виду, – передразнивает Гелиос и, обняв за талию, ведёт к прислуге. – А вообще авантюра интересная.
– О, издеваешься!
– Очевидно.
– Я просто вспомнила, как ты рассказывал, что здесь есть спальни для гостей.
– Не буду уточнять другое название этого этажа.
– Есть другое?
Мужчина договаривается о комнате и мгновение спустя ведёт по лестнице.
– Ну и стыд! – стрекочет одна из женщин за столиком неподалёку. – Какая грубость: отказываться от значительного выбора и не предоставлять выбора иным.
– Дурной тон.
– Ты слышал? – смеюсь я, одолев лестницу и насчитав сорок ступеней. – Они ведь шутят?
Гелиос скалится – даже не улыбается.
– Ответ тебя поразит. Он же не понравится.
– То есть они не шутят?
Ловит меня за подбородок и заставляет посмотреть на себя:
– Они пропитались глупостью, Луна, а высмеянные традиции приняли за истину, всего-то. Ничего из происходящего здесь нельзя принимать за чистую монету. Это шоу, это фальшь, это розыгрыш. Это игра в тех, кем никто никогда не являлся. Это шествие богов-атеистов. Всё это – злая шутка и высмеивание самих себя. А те девушки и жёны…они поверили, прости их. Не ругай за незнание, не обвиняй в глупости – у них не было выбора.
– Так сказать проще всего, – вступаю в спор и отхожу.
– Касательно?
Ключ заходит в замочную скважину и проворачивается.
– Касательно отсутствия выбора. Его могло не быть и у меня.
– У тебя, Луна, характер. Делай выводы, обладают ли им иные или они просто удобные.
– Получается, я неудобная?
– Получается, – соглашается Гелиос, открывает дверь и рвётся разрядить обстановку. – Могу сказать, в какой позе ты будешь удобной.
– Грубиян! – восклицаю я и ударяю – игриво – в мужскую грудь.
– Не удержался, – смеётся он. – Заходи.
Ступаю в спальню и спешу избавиться от туфель; вязну в ворсе ковра и ловлю отражение в позолоченном зеркале. Танцующая от движений юбка ласкает преследующие брюки. Ожидаю объятия и очередные остроты, но вместо того получаю насупившийся взгляд и назидательные речи.
– А если серьёзно, Луна…будь неудобной. Будь сильной. Так тяжелее, но правильней – нутром. Будь неудобной.