Знаю, что тем по крупицам закладываю в её голову крепкие мысли и уверенность в собственных силах, воспитываю характер и требуемое самомнение, которые годами могли уламывать иные.
Как я мог думать, что она скучна и покладиста?
– Однако я вижу, – говорит Луна, – что мысли твои терзает что-то ещё. Не пытайся обмануть равную тебе.
Улыбаюсь и качаю головой. Она права. Всегда права и проницательна – равно Джуне. Но следовало ли мне рассказывать о собственных предположениях? Кому из присутствующих на вечерах и приёмах она приходилась кровью?
Нет, не может быть. То обман.
Меня обманули, пытались.
А если сама Смерть имеет к ней отношение? Если заинтересованность упомянутой объясняется ощущением близкого нутра? Я мог спросить у самой Смерти, но за ответы она требовала высокую плату; мне же риск был не по годам и настроению. Прожить в незнании, но прожить – лучше, нежели узнать правду и сгинуть с ней.
– Ты скучаешь по дому? – спрашиваю я, подразумевая отчую умирающую деревню.
– Всегда, когда мы не дома, – отвечает Луна, подразумевая поместье Солнца.
Более тревожить не желаю. Предлагаю вернуться в резиденцию. Девочка показывает на себя, говорит о привезённых платьях и требует терпения, чтобы примерить их все. Предлагает продолжить завтрак в саду.
Стряхнув с себя неспокойную ночь, я покинул спальню и никого более в доме не обнаружил. На зов мне ответила тишина; немые лица взирали с картин и провожали по лестнице. Джуна сидела на кухне.
– Где все? – спросил я.
– Доброго, братец, – протянула кошка и вальяжно перекинула ногу на ногу. Встречного пожелания не дождалась, ответила: – Родители уехали с Фебом (что обыкновенно) на бранч по приглашению. Двойняшки взяли авто и (что обыкновенно) умчались, ничего и никому не сказав и не объяснив. Меня – опять же по обыкновению, начинаю ненавидеть эту пару слов – никто не звал и не спрашивал, а про тебя (нет же, право, не выдержу в четвертый раз) забыли – наверняка решили, что ты занят более серьёзными делами и со своим другом собираешь девственниц по кругу Мегаполиса.
На днях мы – в который раз? – повздорили из-за Стеллы, Хозяина Монастыря и нас.
– Таким не занимаюсь, – хмыкнул я и отпил из сестринской кружки. Вместо чая ударил коньяк. Предусмотрительный выбор посуды…
– Точно. – Закивала головой. – Ты их этого статуса лишаешь.
– Пей свой чай и молчи.
Джуна повела бровью.
– Я не закончила: не всех из клана перечислила.
– Твоего благородства не занимать.
Притянул кружку и сделал второй глоток. Нетипичное начало дня, но в общении с Джуной то необходимо. Она ещё не выделила младшую сестру; вот-вот накопит яда и плюнет.
– Младшенькая, – плюнула (надо же!) Джуна, – по обыкновению, в гареме у известного всем нам плута-извращенца.
Вот же стерва.
Однако я смолчал.
– Не желаешь отрезать мне язык? – улыбнулась Джуна.
– Возрадуйся, что накануне не откусил его.
Вспомнил, как они столкнулись: как пересчитал зубы и ударился о дёсны, как прозрачной нитью скрепил поцелуй.
– Ты возрадуйся, что я ничего не откусила.
Мы посмеялись – шакалы, а потом загрустили. Высмеивать то было ужасно (и не ужасно неловко, а просто ужасно). Неправильно. Безумно.
– Стелле не разрешается бывать в Монастыре, – уточнил я и заботливо улыбнулся. – Так что они где угодно, но только не там.
– Да. И беда в том, что из великого множества досуга они изберут себе тот, что гармонирует и со стенами Монастыря, и с автомобильной обивкой, и деревьями в саду.
– А какой досуг избрали мы?
– Дело в Стелле. Младшенькая оказалась на удивление доступна.
– Ты вновь за своё?
– Заставь меня замолчать.
Я поймал взгляд слуги, что наблюдал за нами через окно столовой. Того слуги, что посягнул на Джуну. Слуги, который – из уст девушки – «развлекал и не давал скучать, позволял ощутить себя исключительной и особенной». Откуда столько бунтарства в уже не младые лета? Откуда столько простоты для сложнейшей головоломки дома Солнца? Джуна – от и до, вся есть – загадка: спесь, богатство, неожиданность, яд.
Вид слуги раззадорил. Я направился к сестре и замер перед её лицом. Не удержалась…Вытерпела несколько секунд, как вдруг взвыла и притащила к себе:
– Как ты делаешь это?
Приняла между ног и обхватила бёдра, запустила руки в расправленную рубаху и выдохнула в губы.
– Скажи мне, чтобы я ушла.
– Не хочу, – поймал губы, но не поцеловал.