Выбрать главу

Мне сделалось тесно у нас во дворе. Поля вдруг показались серыми, луга — скучными и пустыми. Я околачивался поблизости от дома Руткусов. Но Ирмы не было. Она не играла на дороге, не бегала. И скотину она не пасла, это я точно знал.

Однажды я заметил, как оба Руткуса поехали жать на самый дальний участок, и помчался за ольшаник. К избе я приближался медленно, осторожно прокрался через вишняк и стал следить за избой. Дверь хлева распахнута, и видно, как у корытца возится поросенок, а вокруг вышагивает важный петух.

— Ты кто такой?

Я замер от ужаса и присел на корточки, точно меня протянули кнутом по ногам.

— Чего тебе нужно?

Снова тот же звонкий мальчишеский голос. Откуда-то сбоку, совсем рядом. Сверху, что ли?

Я запрокинул голову. На старой вишне сидела девочка. Ирма, ну, разумеется, она. Вот она встала на толстую ветку, ухватилась одной рукой за верхушку дерева, а в другой у нее корзинка. Платье у нее синее, очень короткое, голые ноги загорели.

— Чего тебе? — повторила она.

— Ничего. — Я покраснел и опустил глаза.

— Кто ты? — спросила она.

— Никто, просто так…

— Тогда уходи отсюда, чего стал?

Очень жарко. Только это не от солнца. Я стою и ковыряю босой ногой рыхлую садовую землю.

— Я вон где живу, видишь? Ага, там. — Я показываю рукой, где наш дом.

— За ольшаником?

— Ну да. Там, где липы.

Я украдкой поднимаю глаза и вижу, что Ирма действительно смотрит на высокие липы нашего двора, даже на цыпочки привстала.

У нее красные, нет, синие пальцы — от вишен, а на губах и на щеках точно чернильные пятна.

— Ха, ха, ха…

— Ты чего смеешься?

— Из-за тебя… Ты такая… ну, не знаю, очень ты смешная.

Дерево качнулось, треснула сухая ветка и отвалилась.

— Смотри не упади ты, Ирма.

— Ты знаешь, как меня зовут? — Девочка испугалась.

— Ну да. Я все-все знаю.

Ирма молчит. У нее делаются печальные глаза.

— Ирма, слезай.

Ирма смотрит в сторону, а из наклонившейся корзинки сыплются вишни.

— Ирма!

Ирма улыбается, встряхивает черными кудряшками.

— Хочешь вишен? На, держи!

Она рвет вишни и кидает их на землю. Я ползаю на коленях в траве, подбираю ягоды, набиваю рот. Вишни вкусные. Вовсе не зеленые, не кислые. Это у нас в саду они кислые.

— Там, там! — кричит Ирма, а я не вижу, куда упала вишня. — Лови!

Ирма смеется и двумя пальцами держит вишню за черенок. Я стою с раскрытым ртом и жду, когда туда упадет ягода. Вишня стукается о мой лоб, и Ирма смеется, но внезапно смех ее обрывается.

— Едут! Знаешь что… уходи, а? — тихо говорит она.

Я отступаю в вишняк.

— Приходи на луг… Я там коров… Ирма…

— Меня не пускают.

— Не пускают?

— Тетя добрая, но мне нельзя. Я бы хотела, но никак нельзя.

Во двор въехала телега. Я пустился наутек. Выскочил на дорогу, перепрыгнул через канаву и оглянулся. На верхней ветке вишни качалась Ирма. В листве, точно маленькое облачко, мелькало голубое платье, сверкали загорелые длинные ноги.

И правда, на луг Ирма не пришла. И голоса ее не было слышно в тихие, прозрачные летние вечера, когда даже журчание речки Швяндре можно было отчетливо различить.

Однажды днем я загнал коров в хлев и помчался за ольшаник, откуда стал наблюдать за знакомым вишняком. Потом я стал приближаться — то присяду, то пробегу несколько шагов согнувшись. Ирма была в саду. Она заметила меня, подбежала, всплеснула руками и испуганно съежилась:

— Полезай за смородину, а то увидят.

— Ну и что?

— Полезай, говорят…

Я залез за куст, присел.

— И как ты только можешь, Ирма, терпеть… Если бы меня так, я бы сбежал! — Я стукнул кулаком об землю.

— Никуда бы ты не сбежал.

— А вот и сбежал бы! Не веришь? Я могу… Я все могу, если захочу.

Ирма ничего не ответила. Ее карие глаза вдруг стали влажными, большими, и она часто-часто заморгала. Я испугался — еще заревет.

— Смотри! — Я вскочил и прошелся на руках.

Ирма улыбнулась и давай смеяться. Мне очень понравилось, как она смеется, и я старательно болтал ногами в воздухе.

— Господи, Ирма, кто там? — раздался испуганный голос Руткувене.

Я шлепнулся на землю и остался лежать.

— Ирма, иди ко мне! — позвал тот же голос.

— Дурак! — сердито кинула мне Ирма и убежала.

Уж лучше бы она мне заехала чем-нибудь, хотя бы камнем, и то не так стыдно было бы. А то — дурак… Конечно, дурак. Дурак из дураков. Узнали бы мальчишки, куда я бегаю, проходу бы не дали. Осенью в школе показаться нельзя было бы. И все из-за нее, ишь, длинноногая…