А вот и Сигитас. Весь в синяках, исполосован розгами. На лице, на голых руках и на ногах вспухли багровые шрамы, толстые, как веревки. У мальчика заплетаются ноги. Он всхлипывает на ходу.
— Уйду я. Ночью побегу домой, — простонал он и вытер слезы.
— Нельзя.
— Все равно убегу.
— А как же летчик? Думаешь, я бы оставался, если бы не он?
— Хорошо тебе. У тебя хозяин добрый. А меня забьют, я знаю.
— Не забьют, — стал убеждать его Рамунас. — Вот увидишь, не забьют. А летчик, если мы убежим… Мы же должны сообщить.
Сигитас осторожно пощупал свои рубцы, окунул руку в росистую траву и стал прикладывать мокрые пальцы то к исполосованным ногам, то к спине. Пошевелиться и то больно. А тут еще Пеструха опять куда-то запропастилась.
— Хочешь, я поищу? — предложил Рамунас, и Сигитас ответил ему благодарным взглядом.
Мяшкис бежит за Рамунасом, свесив голову набок, как будто раненое ухо оттягивает ее книзу. На лугу звенит тугая коса: старенький Скирмантас косит лужок на берегу, возле самого надела Шпокаса. Он идет медленно, косу заводит осторожно. Голова у него не покрыта, поверх рубахи — черная безрукавка. Махнет — постоит, отдышится, обведет взглядом пустынные поля. Потом снова — тух-тух, идет покачиваясь. С востока доносится глухой рокот вроде раскатов грома. Вот еще… И еще раскат…
Старик Скирмантас оперся на косовище и глянул на солнце. Оно большое, красное, медленно поднимается ввысь.
— Смотри, Сигитас! Вон туда! — вскрикнул вдруг Рамунас.
Со стороны хутора Гальвидене, по дороге, что спускалась с холма, легкой рысцой двигался всадник. Немец. Он вытягивал шею, внимательно озирал местность; блестела на солнце его каска. За ним тащились телеги. Целая вереница. Среди телег медленно ползли укутанные в брезент орудия, тяжело рычали грузовики. Пара лошадей везла полевую кухню. А по бокам — кто пешком, кто на велосипеде, кто держась за борта телеги — следовали солдаты.
— Видишь, — Рамунас подошел к Сигитасу, — как саранча… На фронт.
Над обозом встало облако пыли. Похоже, будто гигантская черная гусеница ползет по дороге.
— А ч-что, если они и ту дорогу займут? Как же мы тогда пойдем… ночью?
— Брось ты, не пойдут они через лес.
Мальчики молча глядели на дорогу.
— Давай сбегаем к нему…
— И н-не выдумывай.
— Да, правда…
В деревне поднялся собачий лай, гудели машины, скрипели колеса, ржали кони, звучала отрывистая немецкая речь.
Папаша Скирмантас вытер косу пучком травы и пошел домой.
— Надо бы дать знать, что немцы в деревне… И что ночью мы…
— П-погоди…
Солнце уже поднялось высоко, и мальчики защелкали кнутами, погоняя стадо к дому. Коровы трусят, толкаются раздутыми боками, задевают рогами друг друга и на ходу отмахиваются хвостами от мошкары и слепней, которые тучей вьются над стадом. Позади семенят овцы, а на приличном расстоянии — Мяшкис.
Рамунас загнал скотину в денник позади хлева, в тени тополей, и собрался было присесть отдохнуть, как вдруг до его слуха донеслись голоса. Что-то происходило во дворе. Мальчик подскочил к забору да так и замер на месте: ворота настежь, немец тянет за собой знаменитых Шпокасовых вороных, а сам Шпокас топчется рядом, хватается за удила и умоляет:
— Ну, будь же человеком… Как же мне без коней?.. Оставь… Битте, майн готт…
Солдат оттолкнул хозяина.
— Шнапс найдется, денег дам, только вороных оставь…
Солдат уводил коней.
— У Гальвидене возьми… У нее пятерка… Как же я буду? Как жить без лошадей-то?
Немец вскочил на одного коня, каблуками ударил его в бока и поскакал прямиком по ржаному полю.
Шпокас встал у ворот, съежившийся, жалкий, — вот-вот повалится навзничь и зарыдает в голос. Но нет, Шпокас не стал рыдать. Он приподнял тяжелую длинную руку и потряс стиснутым кулаком вслед удаляющемуся немцу:
— Зараза! Сердце вырвал… А все через эту гадюку чертову! — Он повернулся лицом к избе Гальвидене. — Подослала, подлая! Знаю я тебя…
— Кабы все на этом и закончилось, — робко произнесла хозяйка. — А то неизвестно… Фронт рядом.
— На, на́ тебе! Глотку перегрызи… Прикончь! — Хозяин выставил вперед подбородок и пошел на жену, но в это время заметил пастуха и накинулся на него как бешеный: — А ты чего уставился?
— Скотину пригнал.
— Пригнал?!
— Как всегда же…
— Хочешь, чтобы они и коров моих сожрали? Гони назад, понял! Сейчас же гони…
Рамунас не стал перечить. Спорь не спорь — один толк. Он направился к коровам, но хозяйка удержала его: