Сашке было всё равно — зачем. Он не верил, что для деда сейчас это имеет значение. Это имело значение для мамы. И для Сашки. Проще читать каждый вечер по пять страниц зауми, чем разговаривать с дедовым шаром.
Он лёг пораньше и во сне снова оказался в душнице, снова потерялся в лабиринте стеллажей, а потом снова перепутал лифты и вместо того, чтобы ехать вниз, к колонне с рыцарем, отправился наверх.
Во сне он забрался на самую макушку башни, здесь не было никаких лесов и табличек: «Осторожно! Ремонтные работы». Мир внизу казался трёхмерной картой: сетка проводов-душеловов делила его на квадраты, ромбы, трапеции.
Сашка задрал голову к небесам, белым и плоским, словно крышка аптечки. Башня упиралась в них. Там, где шпиль соприкасался с небесами, была видна тонкая чёрная царапина.
Рано или поздно, подумал Сашка, им придётся строить не вверх, а вширь.
Он заметил металлические скобы, тянувшиеся от площадки, на которой он стоял, вверх по цементному боку башни, к острию шпиля. Ветер просачивался под куртку, растекался вдоль спины, словно попавший за шиворот и растаявший снег. Чтобы не замёрзнуть, Сашка начал карабкаться по скобам.
Рядом появился кудлатый пёс. Он бежал по наклонной поверхности, словно по обычной прогулочной дорожке. В руке держал раздувшегося до размеров шарика снегиря, к лапкам которого была приделана цепочка. Снегирь блестел бусинами глаз и время от времени вздыхал. Потом начал едва слышно напевать знакомый мотив. Только Сашка не мог вспомнить, какой именно.
— И не вспомнишь, — сказал кот. Тоже с воздушным шариком, но в виде манекенной головы с париком на ней. И когда успел догнать?.. — Не вспомнишь, даже не старайся. В конце концов, что такое память, если не слепок нашей души?
Вдруг резкий порыв ветра развернул шарик с париком. Начал разворачивать. Сашка увидел ухо, щёку и могучий лоб.
Не манекен, понял он ясно и отчётливо. Не манекен. Живая.
Ветер дул, голова, покачиваясь, оборачивалась и всё никак не могла обернуться, а Сашка смотрел на неё, не отрывая глаз и вдруг заскользил вниз, скобы оказались поручнями лифта, замелькали этажи, рядом было зеркало, в зеркале — голова, которая продолжала поворачиваться, и Сашка догадался, что она принадлежит ему, ему — и больше никому!..
Вскинулся, хватая ртом воздух.
Было тихо. Но в темноте как будто дрожало эхо знакомой, неузнанной мелодии.
Так иногда бывает; особенно если неожиданно проснуться.
— Слушай, — сказала Настя, — приходи завтра после уроков на день рождения. В «Теремок», который через дорогу.
Сашка пожал плечами и почему-то покраснел.
— Приду, конечно. Виш-лист есть или самому придумывать?..
Они мёрзли на остановке уже минут пятнадцать. Болтали про всякую ерунду, то и дело надолго замолкая. Словно каждый чего-то ждал или не мог решиться и сказать, о чём давно хотел.
Лил дождь, но под навесом никого не было. Шарики в их руках покачивались, вяло тянули за цепочки, как будто надеялись взлететь. За последние дни Сашка уже привык и не обращал на это внимания.
— Ну какой виш-лист… — сказала Настя. — Только чтобы не съедобное — зачем? Игрушку какую-нибудь. Можно, наверное, цветок красивый в вазоне, но чтобы недорогой, хорошо? А, ещё он аудио-книги со сказками любит. Иногда перестаёт плакать.
— А. — Сашка потёр пальцем задубевший нос. — А. Это брату; точно.
Приехала маршрутка, народу — полно.
— Ну, я побежала.
— Ага.
Он посмотрел, как Настя, сложив зонтик, втискивается внутрь, и зашагал домой. По правде сказать, не очень-то спешил. Родители все эти дни по-прежнему спорили из-за дедова наследия. Отец хотел, чтобы они позволили редактору Антон-Григорьичу разобрать рукописи, привести их в порядок и, может, издать. Мама была против. Деньги деньгами, но сперва нужно самим разобраться. Мало ли что там.
Только разбираться ни у папы, ни у мамы времени не было: чтобы держаться на плаву, и так работали с утра до вечера.
Он подумал про день рождения Настиного брата. Глупая идея: устраивать праздник тому, кто не сможет повеселиться. Успокоит это брата или только ещё больше расстроит? Да поймёт ли он вообще, что происходит?
И какой подарок для него выбрать?..
Вечером позвонил Лебединский.
— Ты чего, — спросил, — с Курдиным помирился?
— А?
— Ну вот и я подумал, что фигня.
— С чего ты вообще взял?
— Да так… — уклончиво сказал Лебедь. — Говорят… — Он прокашлялся и как бы между прочим поинтересовался: — Слушай, ты сейчас один?