Галя Белова была очень интересной и энергичной женщиной, директором промтоварного магазина, замужем за офицером, двое детей. Ее младшая дочка, Викуся, была всего на шесть месяцев старше моей Алинки.
Мы часто встречались у Гали или у меня, а также вместе ходили на прогулку с нашими крошками в колясках, разговаривая «за жизнь».
Галя оказалась очень добрым и отзывчивым человеком. Я всегда вспоминаю о ней с большой благодарностью. Узнав, что у Алинки нет отца, она постоянно стремилась поддержать меня морально – по-соседски и по-человечески.
Когда моя дочка подросла, встала на ножки и начала пытаться вылезать из кроватки, возник вопрос о том, где найти детский манеж. В то время это был огромный дефицит, как и многое другое, – в продаже они бывали крайне редко.
А ребенка нужно было оставлять в безопасности, хотя бы чтобы выйти ненадолго на кухню.
Я рассказала о своей заботе Гале. Она тут же обзвонила пол-Москвы своих знакомых и у кого-то отыскала, одолжила для Алинки деревянный манежик.
Мы были спасены! Моя малышка очень любила играть в нем и часто засыпала там прямо на своих игрушках, в объятиях с любимым плюшевым гномом, подаренным дядей Юрой.
Тем временем пришла очень хорошая новость: дом, где находилась моя комната в коммуналке, был признан аварийным. Его назначили на снос. Началось выселение жильцов и всем выдавали жилплощадь в новых районах, причем отдельные квартиры. Я воспряла духом – начиналась новая, лучшая жизнь! Теперь я могла привести дочурку в наше собственное жилье. Новая квартира открывала мне новые возможности. Но, главное, это было бы только наше с Алинкой жилье!
Я принялась вплотную заниматься квартирным вопросом, и удача снова улыбнулась мне – удалось договориться с администрацией об однокомнатной квартире именно на «Бабушкинской»! Это была огромная радость для меня и для моих родителей. Тем более что всех жильцов «ссылали» в очень отдаленные районы, на самые окраины Москвы. А я могла отныне жить отдельно от родителей, но рядом с ними. Оставлять им ребенка и забирать его в любое время.
Стала готовиться к переезду с большим энтузиазмом.
Новая квартира оказалась очень хорошей – в благоустроенном доме «улучшенной планировки», с двумя лифтами, с большой кухней и с балконом. И с видом на Останкинскую телебашню. Забегая вперед скажу, что впоследствии, выставив квартиру на обмен, уже после моего переезда во Францию, я машинально называла ее посетителям Эйфелевой. Получалось очень забавно – люди воспринимали это как шутку, смеялись, и разговор сразу приобретал непосредственный и дружелюбный характер.
Алинке исполнился годик, затем полтора. Она уже вовсю топала ножками и начала разговаривать. С течением времени, с каждым днем она необыкновенно радовала меня и бабушку с дедушкой своими очаровательными, очень забавными фразами – как и все детки, начинающие говорить. Иногда она мне просто открывала иное видение вещей, под новым и неожиданным углом зрения.
Дети непосредственны, чисты и гениальны. Не зря народная мудрость гласит: «Устами младенца глаголет истина».
Однажды нам позвонил Женя.
– Масюсь, как ты, как Алиночка? Я тут вот что подумал… хочу спросить у тебя разрешения все-таки поговорить с Максимом о его дочке. Кстати, он развелся с Натальей.
Предложение показалось мне вполне естественным, и я согласилась.
Через пару дней в квартире родителей снова раздался телефонный звонок. На этот раз звонил Максим, телефон дал ему Женя. Как и всегда, весело и непринужденно поздоровался, а затем мягко, вкрадчиво спросил:
– Нинуль, я хочу увидеть дочку. Можно?
На следующий день он в условленное время подъехал к нашему дому. Я увидела его в окно, и мы с Алинкой спустились во двор.
Максим сидел в своей новой машине, последней марке «Жигулей», задумчивый и серьезный. Заметив нас, улыбаясь вышел навстречу. Взял дочку на руки, прижимал к себе, целовал. В его глазах заблестели слезы. Алинка притихла, внимательно непрерывно смотрела ему в глаза и только постоянно тоненько повторяла: «мама… мама…» Может быть, это потому, что до этого дня она никогда не произносила слова «папа»?
Это был очень трепетный, трогательный момент. Я сама чуть не расплакалась, глядя на них.
– Нинулечка, прости меня, прости… я очень виноват… Дай мне возможность все исправить! – повернулся ко мне Максим. Его глаза были печальными и влажными.
«Искренне?.. Дай-то бог!» – подумала я.
Он действительно был очень похож на человека, который искренне раскаивался. Очень скоро и Алинка почувствовала «родную кровь» – прижалась к папе, не двигалась, а только хлопала глазками, глядя на него.