Я в ярости схватила железную дверь, которую недавно запульнула сюда, и со всего размаху швырнула в незваных гостей. Восхищаясь своей силой, проследила, как железяка со свистом перелетела стену и плюхнулась в ров, обдав вонючими брызгами вражеский авангард. На вояк это подействовало как сигнал к атаке. Ну и полезли они во все щели в город, как мухи на говно. Я в качестве мухобойки приспособила кусок отодранной кровли и шлепала им по всем, кто оказывался в пределах досягаемости.
Придурки палили по мне, а самые безбашенные полезли по приставным лестницам на мавзолей. Из их криков я поняла, что тут была то ли мэрия, то ли просто городская администрация. Я била «мухобойкой» и плевалась огнем в тех, кто пер спереди, а хвостом лупила подлецов, атакующих мой тыл. Одного особо рьяного метким ударом кинула прямо в главаря. И наш герой даже на ногах устоял. Странно… А тут из-за его спины появился еще один рыцарь. Почти в таком же костюмчике, как Кош, только поновее. Ага, еще в дерьме испачкаться не успел. Взлетел по лесенке, что твой пожарный. А я зубками шлем хвать да! А под шлемом…
Ой, мамочка моя любимая! Кудряшки светленькие, лобик высокий бледненький, глазки синие, а ресницы, хоть тушь рекламируй. Я икнула от восторга, шлем выпал из пасти и с глухим стуком покатился по ступеням мавзолея. А я взгляд от красавчика отвести не могу. Носик прямой, губки пухлые. В общем, можно без проб на роль прекрасного принца утверждать. А взор весь из себя такой яростный. Меня тут еще один вояка пытался какой-то хренью типа шокера огреть. Я хотела в ответ харкнуть огнем, да не смогла, закашлялась, зачихала. Смотрю на парнишку и млею. А зайка сладкий тоже пушку свою опустил, рот приоткрыл, мною любуется. Да-да, именно что поражен был он величием моим, хотите верьте, хотите нет.
А я растерялась даже. Застеснялась. Отвернулась. И от стеснения схватила зубами бойца с шокером и давай пережевывать. Как известно, иногда лучше жевать, чем говорить. Тем более все равно с разговором у меня в этом мире не клеится. Хотя слышу и понимаю, как эти придурки между собой общаются.
Красавчик глазенки свои вылупил. Ну да, девушка с набитым ртом… нехорошо. Я еще больше разнервничалась. Сплюнула в сторонку. И такое это впечатление произвело на бойцов, что они пыл свой приуменьшили. А кудрявенький побледнел и в обморок — шлеп. А я ж себя и со стороны вижу: слюна кровавая капает, кусок мяса на клыке застрял. Ой, как неудобно получилось! Мне так за себя стыдно стало… А сердце в груди тыц-тыц, скачет, как взбесившаяся белка. И в животе бабочки порхают. Да-да. Я прямо с крыши скатилась. От чувств. И пошла, пошатываясь, куда-то вдаль под прощальные залпы. На крики, выстрелы и взрывы совсем начхать было.
Сама не помню, как оказалась у заваленного входа в пещеру. Сижу на траве, вся дрожу… В голове ярко-розовый туман. Все внутри переворачивается от любви и тоски.
Такие эмоции я уже испытывала. Давно. Двадцать пять лет назад. Когда с Петюнчиком моим познакомилась. Вот прям, как наша литераторша в школе по Таньку Ларину рассказывала. У той Онегин, а у меня так сердце в Крылове будущего мужа узнало. Эх, Петька-Петька. Плачешь по мне, скотина⁈
IX. Locus regit actum
*Место определяет сделку
Занимался рассвет. Серое мрачное небо расчертили алые полосы.
Хюго запихнул черный кофр в багажник и повернулся к Гнусу:
— Случись что со мной, пибу в Сити пригонишь?
— Завещание составляешь? А меня в душеприказчики? — Гнус захихикал, перекидывая ликвидатору последний рюкзак.
Хюго утрамбовал содержимое багажника и, захлопнул дверцу:
— Тебе надо, чтобы Асс оперативников прислал?
— Не, — Гнус засмеялся громче, — первых валить придется. А от остальных — бегать.
Хюго промолчал, разглядывая «Шкатулочку» — джип, на котором они собрались продолжать путь. Измятый и проржавевший на вид, вместительный и удобный внутри. Грязь на защитных кожухах, кровавые пятна на бампере и трещины на лобовом стекле служили отличной маскировкой.
— Отгоню, — наконец отозвался Гнус и, противно осклабившись добавил: — А если я сдохну, сделай из моей башки брелок и носи его на ключах.
Хюго посмотрел на малоприятную крысиную мордочку сотоварища, «облагороженную» крючковатым носом и близко посаженными глазами, и буркнул: