Ивакин Матвей
Дуюдухом
— Без лишних слов, неожиданно началась зима
Снежно поле, серы тучи,
Две березки посреди,
Там лежит солдат забытый,
Неизвестной стороны.
Снежно поле, мороз жгучий,
Ветер воет за окном.
Там в сторонке неизвестной,
Мать солдата ждет домой.
— …
— Холодные вечера проходили за мыслями о злобе и ненависти… И лицемерии
Если каждая вселенная возможна,
Для чего мне нужна хоть одна?
Нет цены, её нет, ничтожна!
В миг, что повторяется она.
Стадами несутся автобусы мимо,
Снег валит бешеный в лицо,
А для чего тогда пишут картины,
Зачем снимаются в кино?
Смерть этому грешному Ницше,
Всех ему адских мук!
Раз уж придумал — тише,
Сам запустил этот круг.
Зачем я стихи я сочиняю,
Зачем оно мне сдалось?
Переиграл. Пора. Прекращаю.
Простите, не задалось.
— Иногда злость была очень сильной
Все проблемы решаются саблей
Да надеждно летящей пулей.
Все надежды покажутся сказкой
Да непонятой вовремя шуткой.
Я не помню уже свое имя,
Я забыл отчизны знамя,
Мне противны горны стали!
Мне противны стервячьи стаи!
Я не помню почем мне солнце!
Я не помню почем свобода!
Но я знаю, они вернутся!
Да! Они возгорятся снова!
Я не знаю своей отчизны!
Я не знаю её законов!
Мне плевать, я слышу стоны—
Из республик и регионов!
Марш людей прогремит топотом!
Лязг цепей оборвется хохотом!
Мы придем, мы заявим грохотом!
О себе прокричим рокотом!
С пепелища поднимем знамя,
Отряхнем да поставим с нами.
Потерпи ты, моя родная!
Потерпи, ты еще больная!
— Иногда смиренной
Я хочу, чтоб мою могилу оставили,
Поросла бы она крапивой,
И деревья бы меня радовали,
Напиваясь моею силой.
Там бы ввысь заросла бы трава,
Покрывая памятник каменный,
А потом бы земли острова,
Насыпались на остов мраморный.
Или вовсе не нужно в могиле
Положите меня где-то в поле,
На своей, на родной земле,
По моей, по последней воле.
Я свободу там обрету,
Обретя никогда не утрачу.
То ли это кто-то сейчас плюет наверху,
То ли это я сейчас плачу.
— А иногда ее не было вовсе. Только умиротворенная тоска и зимняя хандра.
— …
— Но чаще всего я расстраивался. И тогда писал стихи
Я иду с ведром на речку, серо сверху,
Но тепло,
Я сейчас достану спички, папиросы…
Хорошо!
Мне велели мама с татой утопить в реке котят,
Они мявкуют в ведерке, плавать в речке не хотят.
Я топил котят не мало, тяжело лишь в первый раз,
Главное закрыть сначала правый, дальше левый глаз.
Прыгнуть трижды вокруг елки, обернуться за плечо,
Крикнуть громко: "Я не волен, но мне быть здесь палачом."
Так не раз мне помогало, заклинание сие,
Дурны мысли отгоняло, сострадание моё.
Я бы может их оставил, но то баба не простит,
Ну а тата то ремнем то, несомненно угостит!
Глазки щурили котята, солнышко слепило их,
Между серыми вратами проступило ради них.
Мальчик шел все ближе к речке, где не плещется волна,
Там спокойной тихой дланью расстилается она.
Докурилась папироса, полетела спичка в куст,
Было тихо, даже ветер мявк унес из малых уст.
В мыслях чисто, кулаками, белыми не от труда,
Мальчик тащит к речке ближе два стальных полных ведра.
В голове не промелькнула мысль бежать отсюда со всех ног,
Вёдра камнем улетают в новый для котят чертог.
Черной зыбью пошатнулась, пронеслась волной вода,
Пара пузырей вздохнуло, вёдра поднимать пора.
— Но лучше так, чем петля. А ты как думаешь?
Когда твой единственный друг остается- ремень
Это грязно и страшно, так всегда тяжелей.
Он останется верен мерзкой клятве своей,
Молчаливым свидетелем, где рождается тень.
Ты возьмешь его в руки, вы останетесь с ним,
Он висит и сжимает,
Мира два, он один,
Ты висишь и сжимаешь,
Мира два, он один,
Где он власть начинает,
Мира два, ты один.
…