Между тем «Плантагенет», приближаясь к французской линии, представлял чудную картину порядка и устройства. От юта до кубрика царствовала мертвая тишина, только старшие офицеры по временам выглядывали из портов, чтобы узнать относительное положение обоих флотов и быть готовыми к действию. Когда, наконец, англичане подошли к неприятелю на расстояние ружейного выстрела, этот последний снова поднял свои марселя, и суда его с большей скоростью стали разрезать воду. Первые же продолжали идти с возможной для них быстротой, подняв огромную площадь парусности. Сблизившись на достаточное расстояние, сэр Джервез приказал уменьшить ее на своем корабле.
Капитан в ту же минуту исполнил приказание вице-адмирала, и паруса были сбавлены. Но при всем том «Плантагенет» быстро летел вперед и в три или четыре минуты обогнул корму «Громовержца» настолько, что выстрелы с обеих сторон могли уже производить свое опустошительное действие. Это служило обеим сторонам сигналом привести в действие артиллерию. Пламя, рев и вихри дыма с быстротой молнии последовали друг за другом; треск ядер и крики раненых смешались в один адский шум; природа в подобные минуты у самых храбрых и твердых людей невольно вызывает минуты слабости. В это время Бонтинг подошел к сэру Джервезу и начал рапортовать ему, что на «Цезаре» среди этого страшного смятения невозможно видеть более сигналов; но не успел он еще окончить своих слов, как небольшое ядро с юта французского судна ранило его навылет в сердце, и он упал мертвый к ногам своего начальника.
— Я должен теперь на вас, сэр Вичерли, возложить обязанность бедного Бонтинга на все остальное время нашего крейсерства, — заметил сэр Джервез с улыбкой, в которой учтивость и сожаление странно оспаривали друг друга. — Сигнальщики, положите тело господина Бонтинга в стороне и прикройте его этими флагами. Они могут служить плащом такому храброму офицеру!
В то время как все это происходило на «Плантагенете», «Уорспайт», согласно данным ему приказаниям, обогнул «Плантагенет» с наружной стороны и, выбрав своей мишенью второй корабль французской линии, открыл по нем огонь изо всех своих носовых пушек. Спустя минуту оба эти судна уже боролись в яростной схватке. Таким образом, судно за судном англичан проходило мимо «Плантагенета» и вступало в свое место впереди бывшего до его прихода передовым судном, пока «Ахиллес», последнее из пяти судов сэра Джервеза, не легло борт о борт с «Победителем», последним судном французской линии. Чтобы читателю яснее были видны дальнейшие события, мы представим обе враждующие линии в том самом порядке, в каком они находились.
«Плантагенет» — «Громовержец».
«Уорспайт» — «Отважный».
«Блейнгейм» — «Дюгэ Труэн».
«Перун» — «Аякс».
«Ахиллес» — «Победитель».
Постоянно повторяющиеся выстрелы четырехсот тяжелых орудий на столь малом пространстве имели такое действие, что задержали токи воздуха и почти мгновенно изменили шестиузловый ветер на двух— или трехузловый. Это было первым, достойным внимания, проявлением действия артиллерии; но так как сэр Джервез предвидел его, то из предосторожности дал своим судам положение, сколько возможно ближайшее к тому, в котором он желал сражаться. Следующее важное физическое явление, весьма естественное и вовсе неожиданное, но которое произвело большую перемену в ходе сражения, состояло в огромном облаке дыма, которое скрыло в себе все десять сражающихся судов.
— Начальнику при таком облаке дыма весьма мало дела, сэр Вичерли, — сказал вице-адмирал после получасовой канонады. — Я дорого дал бы, лишь бы мне наверное знать настоящее положение эскадры контр-адмирала.
— Для этого есть одно только средство, сэр Джервез: если вам угодно, я попытаюсь. Кажется, с грот-брам-реи должен быть ясно виден весь горизонт.
Сэр Джервез одобрил это предложение и в ту же минуту увидел молодого человека, взбирающегося по грот-вантам, но полускрытого в дыму. В это самое время Гринли, окончив осмотр нижних батарей, возвратился на ют. Не дожидая вопроса, он сам заговорил с адмиралом.
— Мы довольно в хорошем состоянии, сэр Джервез, — сказал он, — хотя первый залп неприятеля и отделал нас весьма порядочно. Мне кажется, что огонь его ослабевает, а Бери говорит, что «Громовержец» потерял уже фок-стеньгу.
— Я очень рад, Гринли, очень рад. Пройдите на нос и посмотрите, чтобы там внимательнее наблюдали. Может быть, из наших судов есть некоторые обстрелянные; надобно остерегаться, чтоб не наскочить на них. Если случится подобное что-нибудь, то обойдите его штирбортом и пройдите с внутренней стороны.
— Очень хорошо, очень хорошо, сэр Джервез; ваши желания будут исполнены.
Сказав это, Гринли исчез, и его место занял Вичерли.
— А, сэр, я очень рад, что вижу вас невредимым! Если бы здесь был Гринли, он стал бы осведомляться о своих мачтах; но мне желательно знать положение судов.
— Я с дурными известиями, сэр. Так как с марса невозможно было ничего видеть, то я взобрался на краспиц-салинги и оттуда сквозь дым мог все рассмотреть; грустно, но я должен сказать, что французский контр-адмирал быстро спускается к нашему бакборту со всей своей силой. Через пять минут он будет уже у нас на траверзе.
— А Блюуатер? — спросил с быстротой молнии сэр Джервез.
— Я не мог видеть его судов; но, зная важность известия, о котором я сейчас имел честь доложить, я немедленно спустился вниз по бакштагам.
— И прекрасно сделали, сэр. Пошлите кого-нибудь из мичманов за капитаном Гринли, а сами спуститесь на дек и сообщите принесенную вами новость лейтенантам, находящимся при батареях. Пусть разделят своих людей и постараются дать вовремя хорошо направленный первый.
Вичерли удалился и с обыкновенной для его лет быстротой сбежал вниз. Посланный за Гринли тотчас же доложил ему, что его желает видеть сэр Джервез. Гринли явился, и вице-адмирал в секунду объяснил ему, в чем дело.
— Небесная сила, что же сталось с адмиралом Блюуатером, — воскликнул Гринли, — что он подпускает к нам в такую минуту французского контр-адмирала!
— Об этом т е п е р ь не время говорить, — отвечал торжественно главнокомандующий. — Мы должны поскорее приготовиться встретить новую силу. Спуститесь опять на батареи, и если вы цените победу, то позаботьтесь, чтоб первый наш залп по новому неприятелю не был напрасен.
Глава XXVIII
Нужно ли было, чтобы ты умер, о, великодушный вождь! В эти дни, блещущие славой, когда радость триумфа так превышает печаль, мы едва можем оплакать мертвых.
— Уверены ли вы, сэр Вичерли Вичекомб, что вы не ошиблись насчет приближения арьергарда французов? — спросил вице-адмирал, стараясь сквозь дым рассмотреть с бакборта поверхность воды. — Не вышли ли из линии наши же обстрелянные суда, которые по неведению нашему и оставлены в той стороне?
— Нет, сэр Джервез, тут нет и не могло быть ошибки, разве уж я обманулся немного в определении расстояния. Я только и видел сверху мачты и реи трех судов и на одном из них флаг французского контр-адмирала. В доказательство, что я не ошибся, вот и он сам!
Дым с наружной стороны «Плантагенета» был, конечно, менее густ, чем со стороны атаки; и ветер, начиная дуть довольно порывисто, как обыкновенно бывает при жаркой канонаде, по временам отбрасывал в сторону «саван битвы». В одну из этих минут вдали показался парус, в том самом месте, откуда, по словам Вичерли, должно было ожидать неприятеля. Парус этот был крюйс-марсель, и под ним развевался маленький четырехугольный флаг контр-адмирала. Сэр Джервез в один миг определил характер судна и свои действия. Подойдя к самому краю юта, он без помощи рупора произнес голосом, покрывающим самый рев битвы, обыкновенную, но зловещую морскую команду «по местам! » Она была услышана на нижнем деке теми, которые стояли близ люков. Подхваченная, она была повторена дюжиной голосов. В эту критическую минуту сэр Джервез снова взглянул наверх и снова увидел маленький флаг, тонувший в облаке дыма; он заключил по этому, что судно неприятеля находится уже у него на траверзе, и, собрав все свои силы, скомандовал: «Пали! » Облако, покрывавшее бакборт, разлетелось во все стороны, как пыль, разметанная ветром. Казалось, весь корабль был объят одним пламенем, и заряды сорока одной пушки, неся с собой смерть и опустошение, устремились к своей цели. Этот залп, данный вовремя, спас корабль английского главнокомандующего от неминуемого поражения. Он поразил экипаж «Плутона», нового своего противника, неожиданностью; бедные французы не успели еще рассмотреть настоящего положения своего неприятеля, как целый град пуль с визгом и треском посыпался на них и, причинив большой вред кораблю и людям, уничтожил все их выжидания благоприятной минуты к выстрелу. И в самом деле залп их был так неверен, что большая часть зарядов пролетела впереди носа «Плантагенета» и ударила в бакборт «Отважного», второго судна французской линии.