Пять или шесть смельчаков набросились на Хуанчо, и он вышел из комнаты с гроздью висящих на нем парней; он стряхнул их с себя, разбросав во все стороны, как это делает бык, осаждаемый собаками, которые не могут ни укусить его, ни задержать.
Затем он спокойно углубился в лабиринт улочек, окружающих площадь Лавапиес.
Разыгравшаяся сцена ухудшила состояние здоровья Андреса, у него поднялась температура, и он пролежал в бреду остаток дня, всю ночь и весь следующий день.
Милитона ухаживала за ним с самой трогательной, нежной заботливостью.
Как мы уже говорили читателям, Аргамазилье и Ковачуело удалось установить, благодаря своей исключительной изобретательности, личность маноло, раненного на улице Дель-Повар, и местный алькад тотчас же сообщил дону Херонимо, что молодой человек, в котором он принимает участие, был найден у манолы в квартале Лавапиес: девушка подобрала его полуживого у своей двери, одетого неизвестно почему в платье махо.
При этом известии перед Фелисианой встал вопрос: может ли юная невеста посетить в сопровождении отца или какой-нибудь почтенной родственницы своего серьезно раненного жениха?
Вполне ли пристойно для благовоспитанной барышни раньше времени увидеть мужчину в постели? Не принадлежит ли это зрелище к тем, от которых должна стыдливо отказаться целомудренная девушка, несмотря на всю святость своего побуждения? Ну, а вдруг Андрес подумает, будто он брошен, забыт, и умрет от горя? Нет, это было бы слишком печально.
— Батюшка, — сказала Фелисиана, — нам следовало бы навестить несчастного Андреса. Как вы думаете?
— С удовольствием, доченька. Я собирался предложить тебе это, — ответил добряк Херонимо.
VIII
Благодаря своему крепкому организму и превосходному уходу Милитоны Андрес вскоре начал поправляться; он уже разговаривал, садился в кровати, опершись на подушки, и отдал себе отчет в происшедшем: положение было довольно затруднительным.
Конечно, его исчезновение должно было, обеспокоить Фелисиану, дона Херонимо и всех друзей, и ему давно надлежало уведомить их; но вместе с тем Андресу вовсе не хотелось сообщать невесте, что он находится в комнате хорошенькой девушки, из-за которой он получил удар кинжала; сделать такое признание было трудно, а не сделать — невозможно.
Приключение обернулось иначе, чем он предполагал; дело было уже не в интрижке с приглянувшейся ему девушкой: преданность и мужество Милитоны показали ее в ином, истинном свете. Как отнесется она к тому, что Андрес связан с другой? Гнев Фелисианы гораздо меньше трогал раненого, чем отчаяние Милитоны. Для одной речь шла о неблаговидном поступке, для другой — о глубоком горе. Неужели признание в любви, столь благородно брошенное перед лицом смертельной опасности, заслуживало такого вознаграждения? Не обязан ли он отныне защищать девушку от ярости Хуанчо, который может вернуться и вновь приняться за свои домогательства?
Эти и многие другие мысли тревожили Андреса, и он задумчиво смотрел на Милитону, сидевшую у окна с работой в руках, так как она вернулась к трудовой жизни, едва только прошло смятение первых дней.
Теплый чистый свет окутывал ее, точно лаская, синеватыми отблесками скользил по ее гладко зачесанным великолепным волосам, тяжелым пучком уложенным на затылке, а воткнутая у виска гвоздика красной искрой вспыхивала в их живой черноте. Девушка была удивительно мила в этой позе. Кусок голубого неба, на котором выделялся кустик базилика, лишившийся своего двойника, — тот упал на улицу в памятный вечер обмена записками, — служил фоном для восхитительной девичьей головки.
Сверчок и перепелка пели по очереди свои песенки, и тихий ветерок, подхватив на лету запах душистого растения, разносил по комнате его слабый и нежный аромат.
Белая комнатка, украшенная несколькими грубо раскрашенными гравюрами и озаренная присутствием Милитоны, обладала особой прелестью для Андреса. Эта целомудренная бедность, эта бесхитростная, убогая обстановка пленяли душу, — в непорочной гордой нищете есть своя поэзия. Право же, надо очень немного для жизни такого очаровательного создания.
Сравнивая эту простую комнату с претенциозной и безвкусной обстановкой доньи Фелисианы, Андрес находил еще более нелепыми часы, занавески, статуэтки и стеклянных собачек своей невесты.
На улице послышался серебристый перезвон — это шло стадо коз с колокольчиками на шее.
— Вот и мой завтрак, — весело проговорила Милитона, кладя на стол шитье. — Я сбегаю вниз и задержу стадо; возьму молока побольше, — ведь нас двое, и врач разрешил вам немного поесть.