– А сколько теперь времени? Который час? — поинтересовался Анджей. Ирсанов, посмотрев на часы, ответил ему из кухни:
– Четверть двенадцатого. А что? Ты хочешь спать? Вот сейчас напьемся чая и ляжем спать. Подними, пожалуйста, тахту.
Там подушки, одеяло и все прочее. Если будет холодно, я включу электропечь. Ванная и туалет в прихожей налево, но там зверски холодная вода. Смотри, не простудись.
Заваривая чай, открывая банки с разными вареньями, освобождая от фольги шоколад, Юрий Александрович силился вспомнить: тогда, в юности, оставался ли он когда-нибудь в этом доме наедине с Ильей, но «ничего такого» не вспомнил. И почему-то этому обрадовался.
За чаем Анджей рассказал Ирсанову о себе «все-все». Это был стройный рассказ восемнадцатилетнего юноши о своей еще только начинавшейся жизни, которую мальчик сумел подчинить творчеству и поэтому делился сейчас с Ирсановым своими планами на будущее, которое он, Анджей, представлял себе вполне конкретно, весьма реалистично и связывал непременно с Кировским балетом. Ирсанов слушал мальчика с интересом и вниманием и не задавал никаких вопросов. Он лишь обратил внимание на то, что Анджей довольно проворно разобрал постель, сам включил электронагреватель и под воздействием тепла от него снял с себя свои тесные брюки, рубашку и свитер, и сидел теперь за столом в одной футболке с короткими рукавами и в тонких трикотажных трусиках, ловко и красиво подобрав под себя одну ногу. Ирсанов отметил про себя, что если бы не диета, которой, видимо, Анджей строго придерживается, и не систематические занятия в зале, он и в самом деле мог бы быть более полным, но теперь его руки и ноги были плавно очерчены мышцами, которые при каждом движении этого маленького тела вздрагивали, наливались упругой силой, излучая свет молодости и готовности к любви. «Как он чудно хорош, — подумалось Ирсанову. — даже если бы я только смотрел на него всю оставшуюся жизнь, я и тогда был бы счастлив! Если бы у меня был сын, я хотел бы, чтобы он был таким, как ты, милый Анджей — только таким, с такими глазами, с такими вихрами, с таким поворотом головы...» Ирсанов сидел напротив Анджея, сняв пиджак и скинув туфли, в один носках, но пол был устлан старым шерстяным ковром и потому ноги не чувствовали холода.
— Скажи, Анджей, это ничего, что я так много курю? — спросил Ирсанов, хотя совсем о другом, совсем о другом хотел он спросить мальчика в эту минуту.
– Курите на здоровье! — весело ответил Анджей. — На здоровье? Ха-ха! Какое уж тут здоровье! ?! Сплошной яд. Я никогда не буду курить. Но иногда мне нравится, когда рядом курят, лишь иногда и такие сигареты, как у вас. — Сказать по правде, Ирсанов курил обыкновенные «Родопи» и комплимент Анджея его сигаретам он воспринял по-своему, со значением. И ему это понравилось.
– А скажи, Анджей, у тебя есть любимая девушка? Тебе ведь уже восемнадцать лет.
– Да, на прошлой неделе исполнилось — как раз перед отъездом в Ленинград. Но я не отмечал. Так, сходил с ребятами из группы в мороженицу, они туда и вина еще принесли, но я вино не пью — никакое. А девушки у меня нет. Любимой. И нелюбимой тоже нет.
– ???
– Я не их идеал. Из-за моего роста, наверное... Да меня, знаете, это не волнует совсем.
– Странно...
– Да ничего странного тут нет, — серьезно отвечал Анджей. — Во-первых, я еще очень молод, а, во-вторых, я этих девушек уже насмотрелся в училище. Правда, есть одна — Наташа. Она меня во всем понимает, мы с ней дружим с первого класса. Я все ей могу рассказать про себя. У нее есть парень... И он мне ужасно нравится. Он в этом году закончил училище и уже распределился в Новосибирский театр. Уехал и даже не простился с Наташей. Он прекрасный танцовщик. Что называется, от Бога. Высокий, стройный...
– Он знает, что ты ему симпатизируешь?
– Не знаю, Я не думал об этом.
– А Наташа — она знает?
– Она — знает, но, конечно, не в том смысле, как вы думаете.
– А я «в том смысле» ничего не думаю, Анджей. И уже поздно. Завтра рано вставать. Я не уверен, что в этой глуши мы быстро найдем такси. Придется ехать на электричке.
– Пожалуй. — сказал Анджей и добавил: — Вообще-то после такого крепкого чая и спать не хочется. Но вы правы — пора.
– Нам, Анджей, придется лечь вместе. Здесь нет другой постели. Потому что здесь живу только я один, когда приезжаю сюда летом или весной...