До поздней осени мы были заняты доработкой текста. Пишем новый припев. Уточняем, переписываем заново. Всем композиторам страны предложено писать музыку на наши слова. Продолжается прослушивание вариантов музыки, но теперь уже только на наш текст.
Пошли первые отклики. Нам приходилось слышать от собратьев по перу, что, дескать, не стоило в советском гимне употреблять слово «Русь», поскольку это понятие архаическое, древнее и сегодня звучит диковато. Но нам казалось, что именно это слово привлекло внимание Сталина. «Великая Русь» — понятие собирательное, в нем есть и сегодняшний день. За этим понятием стоит огромная слава и история русского народа. Как не вспомнить здесь некрасовские строки:
26 октября 1943 года в десять часов вечера состоялось очередное прослушивание музыки Государственного гимна. Мы с Эль-Регистаном сидели в пустом зрительном зале Большого театра. В правительственной ложе находились руководители партии и правительства по главе со Сталиным. Варианты гимна исполнял Краснознаменный Ансамбль песни и пляски Красной армии под руководством профессора A. B. Александрова.
Около двенадцати часов ночи прослушивание окончилось. Было ясно, что хоровое исполнение не дает полного представления о музыке. Принимается решение назначить еще одно прослушивание в исполнении симфонического и духового оркестра.
Мы с Габо сидели дома за чайным столом и делились впечатлениями о минувшем вечере. Многое нам казалось необъяснимым и удивительным. В те дни в Москве проходила конференция трех великих держав. На фронте разворачивались ожесточенные сражения. Позади были Сталинградская и Курская битвы, сражение за Днепр, впереди — окончательное снятие блокады Ленинграда, освобождение Белоруссии, Советской Прибалтики, выход советской армии на государственную границу, начало изгнания врага за пределы СССР. Народное хозяйство прилагало героические усилия для выполнения напряженного плана. И в это время правительство уделяет столько внимания созданию гимна Советского Союза!
Наши размышления прервал телефонный звонок.
— Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!
— Надеюсь, не разбудил?.. — Знакомый голос с явным грузинским акцентом. — Прослушали мы сегодня гимн. Куце получается.
— Как понять, товарищ Сталин?
— Мало слов. Ничего не сказано о Красной армии. Надо добавить еще один куплет. Отразить роль нашей армии в героической борьбе против захватчиков. Показать нашу мощь и веру в победу.
— Когда это нужно? — спрашиваю я.
— Когда напишете — пришлите. А мы посмотрим, — сухо ответил Сталин и положил трубку.
До рассвета мы сочинили и варьировали новый куплет гимна. Поработав еще целый день, передали Ворошилову новое четверостишие, а заодно и несколько вариантов строф и отдельных строк нового третьего куплета.
28 октября главный редактор газеты «Сталинский сокол», бригадный комиссар В. П. Московский, находит нас по телефону и сообщает о срочном вызове к Сталину.
За нами послан автомобиль «линкольн». Знакомый нам уже полковник из охраны Сталина нервничает:
— Никак не могли вас найти! Вас ждут!
Чекисты, а не могли найти! Въезжаем в Кремль. Подъезжаем к одному из подъездов. У нас не проверяют документов. Проводят прямо в приемную Сталина.
Здесь в ожидании вызова на доклад к главнокомандующему сидят два прославленных военачальника. Мы узнаем их. Маршалы не без удивления смотрят на майора и капитана в нечищеных сапогах, навстречу которым поднимается из-за стола помощник Сталина Поскребышев.
Указывая нам на массивную дверь с большой бронзовой ручкой, он сухо говорит:
— Проходите. Вас ждут. Где вы пропадаете?
В темпом тамбуре между дверьми машинально крестимся и переступаем порог державного кабинета.
На часах 22 часа 30 минут.
У стены, под портретами Суворова и Кутузова, длинный стол для совещаний. Справа, вдали, столик с разноцветными телефонными аппаратами. За длинным столом в каком-то напряженном молчании сидят «живые портреты»: Молотов, Берия, Ворошилов, Маленков, Щербаков… Прямо напротив нас стоит с листом бумаги в руках сам Сталин.