Стало быть, начались новые времена.
В округе шныряло голодное Одиночество, и нельзя было вслух произносить имени Рыжей.
Все обрушились на Кривоватое зеркало, которое от обиды хихикало и притворялось дураком.
— А пчу? А пчему нельзя ее называть? А если я хочу? У нас свобода слова! Террористы вы!
Пока наконец Дядя Свист не сказал:
— Оставьте его в покое. Кривое не такое дурное как кажется.
— Прям, — на последнем взлете гордости возразило Кривое, однако замолкло наглухо.
— Оно караулит, оно караулит, — все равно шелестели ему зеркала. — Не надо, не надо было произносить…
Кривое наконец запотело и потекло слезами.
И тут, в самый разгар трагедии, из дверей магазина выскочила Рыжая Крошка, тряся своими темными кудрями.
На ней была клетчатая школьная юбка, короткий пиджачок и новые огромные ботинки, которые делали ее похожей на длинноногую муху.
Псише с удовольствием повторило этот незабываемый образ в полный рост (Рыжая Крошка всегда охотно ему позировала), а остальной зеркальный хор подхватил сюжет, и его участники воспели кто что мог — кто подошвы, кто пиджак, кто скрипку, разложив ее на десять граней.
Гению обычно доставалось откликнуться на нижнюю часть нот — но на сей раз только край юбочки трепыхнулся в нем и исчез.
Крошка помахала деду сквозь витрину (целые россыпи розовых вееров отразились в зеркалах) и помчалась со своей скрипкой в школу.
От волнения зеркала немного дрожали (или это прогрохотал мимо очередной мусороуборочный танк).
И тут опять наступила слепота, которая длилась мгновение.
Это Одиночество просквозило мимо в своих жадных поисках.
Оно имело возможность найти жертву в любом месте, в том числе и здесь — и витрина ничего не смогла бы с этим поделать, однако зеркала трепетали. Кривое з. плакало уже откровенно (жалело себя).
И в этот момент прозвучало:
— Рыжая Крошка прекрасней всего что есть на свете!
Они все едва не раскололись от ужаса.
— Кто? Что? Зачем? — зазвенели стекла.
— Дурак! Гений идиот! — рявкнул Дядя Свист.
— Ни Венеция, ни Венера, ни Нефертити, ни все красавицы мира, ничто не сравнится с Рыжей Крошкой!
Это вещал Гений. Это говорил он, тихоня, вечный молчальник.
— Зачем, — тоскливо забормотали зеркала. — Не надо, не надо произносить!
— Она скоро появится здесь, потому что, по-моему, она забыла ноты! — Продолжал Гений своим громким глуховатым басом.
— О, о — зачем — предатель — молчи дурак убьем — что ты делаешь — вот вам и гений — а вы валили на меня — а я всегда знал что он такой — он сошел с ума! — звенело в витрине.
— Она скоро вернется! — трубил Гений.
Дважды промелькнуло взбудораженное Одиночество, дважды все погружалось в мгновенный сон.
— Вот она идет, я сейчас ее отражу! — из последних сил крикнул Гений. Он весь дрожал. Стекло витрины звенело.
— Гений, это злодейство, — перебил его Дядя Свист. — Это предательство!
— Вот она! Смотрите! Вот! Тут! — хрипел Гений.
В этот момент Одиночество всей своей безымянной массой встало в зеркалах витрины, и даже как бы нагнулось всмотреться, откуда идет этот голос — и жизнь ушла, как бы выпитая со стеклянных поверхностей. Не было ничего.
* * *Однако настало время, и зеркала стали оживать. В них снова заиграл свет, снова отразились машины, люди, облака.
Крошки не было. Она исчезла.
Зеркала всё поняли.
Они запотели, по их стеклам, драгоценным, старинным, поплыли дорожки слез. Жизнь затуманилась, перестала двигаться и сверкать. Порча надвигалась на хрусталь, на деревянные резные рамы. Старые зеркала источали влагу.
В витрину изнутри заглянула встревоженная Кувшиня, позвала хозяина, они вдвоем стали выносить зеркала в дом, потом пытались заделывать какие-то подозрительные щели в оконном стекле.
Зеркала неудержимо плакали. Кувшиня протирала их, выжимала тряпочку и снова протирала — и все бестолку.
Пока вдруг у витрины на улице не остановился хрупкий силуэт, осененный кучей темно-красных кудрей, и пять длинных пальцев не выбили на стекле легкую дробь!
— Деда! Привет! Че случилось? Кувшиня, что с тобой?
— Не Кувшиня, а Графиня, — привычно поправил ее дед.
Зеркала тут же быстро просохли, опомнились, у них закружились от счастья отражения — вот потолок магазина, вот стены, битком забитые шкафчиками и полками со всякой ерундой, вот дорогая Графиня, вот любимый хозяин, который радостно машет в сторону двери, вот принцесса Рыжая Крошка, которая ворвалась в магазин со своей скрипкой и завопила: