— Вот это да, — протянул Костя, вливая в рот Веры ещё вина.
— Поверь, когда ты узнаешь их, ты поймёшь, насколько хорошо им подходят эти имена.
— Почему тогда ты не взяла себе иное имя?
Вера замялась:
— Ну, как носитель третьего поколения, я не очень привязана к древней природе тлеедов. Хотя мать и делала всё, чтобы я не уезжала в город, я никак не могла смириться с мыслью, что мне придётся провести всю жизнь в лесу. Хотя, если честно, не сказать, что я особо счастлива в городе.
— Ну, так какое имя могло бы у тебя быть?
— Даже не знаю, если честно. Я не думала об этом, мне и моё имя нравится.
Пожав плечами, девушка поднялась на локоть, и забрав у Константина вино, залпом допила остатки.
— Значит так, — отчеканила Вера, бросая бутылку под стол, — сначала тебе нужно будет добраться до площади Революции…
Основанный в 1586 году, город Самара за свою историю успел обрасти девятью внутригородскими районами, которые жители условно делили на три части: историческую, впитавшую в себя всю культурную ценность поселения, центральную, где жизнь била ключом, радуя урбанистов, поселившихся среди многочисленных новостроек, станций метро и авто-вокзала, а также Юнгородок и район Металлургов, куда крайне не рекомендуется заходить туристам из-за, якобы, высокой криминогенной обстановки. Всё вместе это выглядело весьма сумбурно и контрастно, отображая всю суть необъятного государства, где люди с одного конца страны совсем не похожи на людей с другого. Включив в плеере нуарный джаз, и пройдясь в летних сумерках по улицам Самары, даже самый несуеверный человек ощутит присутствие призраков, бродящих по округе в поисках ответов на вопросы, которые были заданы ещё при жизни. Чувства мистики и вдохновения витают в воздухе этого города.
Сестра Полдень, обитающая на окраине исторического центра, знала это лучше, чем кто-либо. Крохотный домик, в котором она жила, был сложен из красного дореволюционного кирпича, заросшего плющом со стороны улицы Самарской. Здание стояло уже пару веков, что всего на три-четыре десятка лет больше, чем возраст самой сестры Полдень. На вид это была невысокая худая женщина, с длинными золотистыми, и совсем не седыми, волосами, — случайный прохожий мог дать ей лет пятьдесят пять, не больше. Сестре принадлежал весь простор домика, включающий в себя прихожую, кухню и две комнаты, не считая кладовки и туалета. На заднем дворе имелся небольшой участок, усаженный разными цветами.
Полдень не пользовалась телефоном, не смотрела телевизор — хотя где-то в кладовой, у неё завалялись проигрыватель и несколько ящиков старых катушек видеоплёнки, записанные неизвестно кем. Старые лампочки, освещающие просторы комнат горели уже десятки лет, и было сложно сказать, является ли это следствием волшебства, исходящего от Сестры, или же их просто используют не так часто, чтобы они перегорали со стабильной частотой.
Сестра Полдень
Как и Вера, Полдень ясно видела, что обстановка в городе стала неспокойной за последний месяц. Проснувшись несколько дней назад, она отчётливо ощутила, как в хрупкой ткани Вселенной произошёл сдвиг, будто кто-то наскоро, корявым почерком, переписал реальность. Точка расхождения находилась где-то на просторах Самары, простираясь на всю область, словно чума.
А потом, будто в подтверждение её догадкам, грянул ливень невероятной силы, и сквозь стены своего дома, сквозь пелену падающей с небес воды, она видела, как исповедники Ржавчины бродят по улицам города. И мрачное чувство охватило её сердце.
— Только бы Вера не наткнулась на этих тварей, — тихо произносила она, время от времени, поглядывая в окна, за которыми было черным черно, — только бы не наткнулась…
Ночью Полдень долго не могла заснуть, а потому утром встала чуть позже обычного. Интуиция подсказывала, что всё обошлось и её племянница в порядке, но буря обещала вернуться, и на этот раз, в облике более страшном и странном, нежели июньский ливень.
В час дня, поддавшись внутреннему побуждению, Сестра вышла в прихожую и остановилась напротив двери. Шестое чувство никогда не обманывало, поэтому, спустя минуту, когда кто-то постучал, она сделала короткий взмах рукой, и тяжёлая деревянная дверь открылась. За ней стоял мальчик семнадцати лет.