К р и в о ш и п о в. Прошу.
М у х и н. Благодарю вас.
К р и в о ш и п о в. Я на вас не сержусь.
И в а н (Мухину). Завтра в одиннадцать придешь ко мне в клинику.
М у х и н. Не лягу я в вашу клинику. Я здоров.
И в а н. Я не собираюсь тебя лечить. Я тебе дам работу. Пойдешь лаборантом в электронную лабораторию. Никто в клинике не будет знать о твоем «уголовном» прошлом. Если боишься возвращаться к матери, устрою в общежитие.
М у х и н. Играете в благородство, потому что испытываете передо мной неловкость?
И в а н. Почему неловкость?
М у х и н. Ну, если хотите, вину.
И в а н. Что-что?! Никакой неловкости, тем более вины я перед тобой не испытываю. Вика вышла за меня не потому, что ты — как бы это сказать? — отсутствовал по вполне уважительной причине… (Смеется.) Нет, дорогой, то в высшем суждено совете, то воля неба! И, кстати, я ее сто раз предупреждал: у меня несносный характер, и жизнь со мной сплошное мучение, недаром одна жена от меня уже сбежала.
На лестнице появляется Ж о р а с сантиметром в руках.
Ж о р а. Может, и вывернемся. (Уходит.)
И в а н (Мухину). Завтра в одиннадцать я тебя жду. (Вике.) Теперь по поводу шкафа. Мне вся эта затея не нравится. На кой черт нам это старое дерибайло? Он займет половину спальни.
В и к а. Мама считает, что этот шкаф просто… находка. Старинные вещи облагораживают современный быт.
И в а н. Облагораживают? Мама считает? Ну пусть и забирает его к себе.
Л ю д а. Это настоящий Павел. И не просто Павел, а уникальный Павел! Если бы вы показали его Лючии Петровне, она бы ахнула.
К р и в о ш и п о в. Да, милостивые государи, это знаменитый шкаф. Я помню его столько же, сколько помню себя. Его купила моя бабушка в Петербурге по случаю. Говорили, что в этом шкафу графиня Угарова целую неделю прятала своего любовника. Когда я был маленьким, я тоже прятался в нем. Там пахло духами, нафталином и корицей. Потом, когда я открыл свое фотоателье на Петровке… Вы этого, конечно, знать не можете, но моя фотостудия «Сирена» нисколько не уступала самому «Паоло»! И этот шкаф стоял там. Вы думаете, что он, как легендарная птица Феникс, может воскреснуть вновь?
Л ю д а. Сами увидите.
И в а н. Ну, хорошо. Поскольку семейная реликвия… Уговорили. Пойдем, отец, поглядим на твоего Феникса.
Иван и Кривошипов уходят наверх.
В и к а. Иван все для тебя сделает. С виду он может показаться несколько грубым. Но он хирург, и профессия накладывает известный отпечаток… Он все для тебя сделает.
Г о л о с И в а н а. Вика, где ты там?
В и к а. Иду. (Мухину.) Я сейчас. (Убегает наверх.)
М у х и н (с горечью). Ты слышала, он все для меня сделает… Все, что он мог для меня сделать, он уже сделал.
Р е г и н а. Ну что ж, Кукушкин… Завтра в одиннадцать ты пойдешь к нему в клинику, и судьба твоя будет устроена… У тебя даже будет возможность чуть ли не каждый день видеть свою драгоценную Викочку…
М у х и н. А что мне остается? Идти по адресочку, который мне кинул Глотов? Или навсегда поселиться в Лодейном поле и поставить на себе крест?
Р е г и н а. Какое еще поле?
М у х и н. Лодейное поле. Недалеко от Ладожского озера, на реке Свирь, где в 1703 году Петр построил первые русские фрегаты.
Р е г и н а. А сейчас… что там сейчас?
М у х и н. Понятия не имею. А ты правда приехала поступать в цирковое училище? Ты ведь говорила, что должна уговорить отца ехать на Алтай!
Р е г и н а. Да. Но знаешь, Кукушкин, от судьбы не уйдешь! Мне на роду написано быть клоуном.
М у х и н. Клоун — это скорее я.
Р е г и н а. А что ты думаешь — из нас может выйти отличная клоунская пара. (По-клоунски.) Здравствуй, Мухин! Как живешь?
М у х и н (грустно). Здравствуй, Полозова. Я живу очень плохо, Полозова. Со мной произошла ужасная история.
Вбегает Л ю д а.
Л ю д а (сверху). Гена, иди сюда! Помоги вынести шкаф! (Убегает.)
Мухин и Регина поднимаются наверх. Навстречу им из дверей появляется громада старинного шкафа.
Г о л о с Ж о р ы. Игнатьич, слева заходи, слева!
Л ю д а (панически). Дверца, дверца открывается!
Кривошипов снимает дверцу, тащит вниз.
Ж о р а. Ничего. Только бы вниз опустить, а там он сам побежит. Раз-два — взяли! Еще разок!