Г е л ь м у т. Что ты замолчал?
Т е о. Музыка началась.
Г е л ь м у т. Какая музыка?
Т е о. «Гибель богов».
Г е л ь м у т. Там, где фюрер, там не может быть поражения! (Воодушевляясь.) Надеюсь, вы понимаете, что фюрер остается в столице не для того, чтобы сдаться русским, а для того, чтобы победить?
Т е о. Тише… (Прислушивается.) «Такие виды вооружения, как ракеты «фау-1», «фау-2», появились в тот момент, когда никто уже не верил в них. Новое секретное оружие превзойдет все, что знала до сих пор военная техника… Оно повернет ход войны…»
Г е л ь м у т. Дальше, дальше!
Т е о. Музыка.
Г е л ь м у т. Какая музыка?
Т е о. Опять «Гибель богов»… Всё… (Снял наушники.) Больше мы ничего не услышим.
Г е л ь м у т. Почему?
Т е о. Старая рухлядь. Отслужил свое.
Г е л ь м у т. Мы слышали самое главное — фюрер с нами. И у нас есть новое секретное оружие!
А н д р е й. Неужели вы верите этим басням?
Р е й н г о л ь д. Секретное оружие — басня?! Мне сам дедушка говорил… Один изобретатель придумал замораживающие снаряды. Когда такой снаряд разрывается, все вокруг леденеет. В радиусе трехсот метров.
А н д р е й. Сказки!
Т е о. Про управляемые снаряды «фау» тоже говорили, что сказка… А они разрушили Лондон!
У р с у л а. На Восточном вокзале… мне сказал один человек… он там работает… две недели стоит эшелон на боковой ветке… к нему не подпускают даже военных.
А н д р е й. Восточный вокзал давно в наших руках.
Г е л ь м у т. Почему ты не дала мне его прикончить?!
А н д р е й. Ты это можешь сделать в любую минуту. Но ты не сделаешь этого.
Г е л ь м у т. Сделаю.
А н д р е й. Нет, ты не так глуп. Тебя, видно, хорошо учили в этой твоей школе Напола… Ты прекрасно понимаешь, что, сохраняя мне жизнь, ты оставляешь себе шанс на спасение.
Г е л ь м у т. Да, меня хорошо учили в школе имени Адольфа Гитлера… Учили уничтожать большевиков. И ты увидишь — не зря учили. Скажи, Ренни, там, в подвале под магазином, много этих ящиков?
Р е й н г о л ь д. Целый штабель. В два ряда у стены…
Д и т е р. Что ты задумал, Гельмут?
У р с у л а. Я, кажется, поняла… Нет, нет, Гельмут, там, наверху, раненые, там госпиталь!
Г е л ь м у т. Там русские солдаты. Вот все, что я знаю. Там большевики. И любое средство, которое помогает их уничтожать, справедливо и благородно.
А н д р е й. Курт! Курт… Что случилось, Курт?
К у р т. Плохие новости, Андрюша…
А н д р е й. Это письмо от твоей жены?.. От сына?
К у р т. Это от друзей. Марту арестовали и бросили в концлагерь, а Вилли в приюте.
А н д р е й. Арестовали? За что?
К у р т. За что? За то, что я коммунист. За то, что она моя жена… Я очень боюсь за сына, Андрюша.
А н д р е й. Пусть он приезжает к нам.
К у р т. Это невозможно.
А н д р е й. А почему ты боишься за него? Ты думаешь, его там будут бить?
К у р т. Бить?.. Не знаю. Это не самое страшное. Ему искалечат душу. Его сделают зверенышем. Научат лгать, подличать, заставят убивать.
А н д р е й. Твой сын не может стать таким… Он похож на тебя, он добрый.
К у р т. А ты недурно стал говорить по-немецки. Если ты когда-нибудь попадешь в Германию… Впрочем, до этого далеко! А теперь прочь дурные мысли! Читай стихи, которые ты должен был выучить.
А н д р е й.
К у р т. «С ним сын молодой…» Каким он станет, мой сын… молодой?
Г е л ь м у т. Мы дали слово фюреру сражаться до конца. Сражаться, а не отсиживаться в подвале. И я клянусь, что мы сдержим это слово. И вы все… Ты, ты и ты! (Урсуле.) И ты тоже! Кого ты жалеешь? За кого ты заступаешься? Раненые? Раненых врагов нет. Есть живые и мертвые. Живых мы должны уничтожать. Это наш долг.
Т е о. Но раненые… уже не солдаты…
Г е л ь м у т. Среди них есть такие, которые снова пойдут в бой и убьют тебя. И если мы оказались в тылу противника… (Тео.) Ты говоришь — раненые не солдаты. Ты забыл того русского, у канала, с оторванной рукой… он продолжал стрелять и уложил десятка два наших.
Т е о. Вообще-то конечно…
Г е л ь м у т. У нас есть взрывчатка. И не воспользоваться ею — глупость. Нет, не глупость — предательство!