А н д р е й. Вы сошли с ума… (Гельмуту.) Вы сумасшедшие!
Г е л ь м у т. И ты взлетишь вместе с ними… А мы уйдем.
А н д р е й. Там, наверху, раненые. Многие никогда не поднимутся… Там женщины, врачи, сестры…
Г е л ь м у т. А летчики, которые сбрасывали на Берлин тысячи бомб, они спрашивали, где больные и где женщины, где старики и где дети? Это война. И ты, если бы ты мог… ты бы сам перестрелял нас из автомата. Но мы оказались хитрее и сильнее тебя. Ну вот, Тео, и пришел наконец наш час. Мы с тобой оставим свои имена в памяти немецкого народа! Ты помнишь тот день на стадионе, наш парад, который принимал фюрер?! Мы шли в строю рядом, помнишь?
Т е о. Помню.
Г е л ь м у т. Это была самая счастливая минута моей жизни. Я испытывал такое чувство… что нахожусь среди тех, которым доверена судьба Германии, кому фюрер оказал самую высокую честь… И когда мы повторяли слова клятвы, в душе моей было так светло и радостно, как никогда. В эту минуту я понял, что готов отдать свою жизнь фюреру. Оркестр заиграл марш, и я заплакал от счастья. Первый раз в жизни. Ты помнишь этот марш?
Возникают звуки марша.
Т е о. Помню.
Г е л ь м у т. Я смотрел на фюрера, и показалось, что и он смотрит на меня.
Т е о. Мы шли так, что трибуны стали аплодировать нам.
Музыка звучит все громче. Тео становится рядом с Гельмутом. Урсула и Рейнгольд присоединяются к ним. Последним становится Дитер.
Все поют:
А н д р е й. Они сумасшедшие! (Кричит.) Сюда! Сю-да! На помощь! А… а… а!
Все замолчали.
(Кричит.) На помощь! Помогите!
Г е л ь м у т (вскидывает автомат). Замолчи, или я убью тебя!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
А н д р е й сидит, прислонившись к парте. У р с у л а с автоматом в руках наблюдает за ним.
А н д р е й. Урсула!
Урсула не отвечает.
Урсула!
Урсула молчит.
Ты что, не слышишь меня?
У р с у л а. Нет.
А н д р е й. Послушай, Урсула.
У р с у л а. Не хочу. Замолчи.
А н д р е й. Там, наверху, раненые… Там мой друг Володя… Он спас мне жизнь, а я для него еще ничего не сделал… Он вытащил меня из воды, из ледяной воды, зимой. Снарядом пробило понтон, а он вытащил меня… Ты слышишь?
У р с у л а. Нет.
Входят Г е л ь м у т, Д и т е р, Т е о. Они приносят ящики со взрывчаткой, складывают их.
Г е л ь м у т. Я считаю, что бикфордов шнур надежнее.
Т е о. Ты можешь считать что угодно, но бикфордова шнура у нас нет.
Г е л ь м у т. А эта… твоя машинка… не сработает раньше времени?
Т е о. Часовой механизм обычно не подводит.
Гельмут, Дитер и Тео уходят.
А н д р е й. Вот они, твои немцы, Курт…
К у р т. Да, Андрей, это мои немцы.
А н д р е й.
Помнишь, ты думал о том, каким он станет, твой сын? Посмотри на них, Курт. Разве они люди?
К у р т. Люди, Андрей. Они заблуждаются, но они люди.
А н д р е й. В них нет ничего человеческого, если они могут… если они способны… Они таскают эти ящики, видишь? Ты понимаешь, зачем они их таскают?
К у р т. Да, понимаю.
А н д р е й. А я ничего не могу сделать… Они связали меня… Я кричал, но меня не слышат, тут такие стены… Их пятеро, кажется, они не похожи друг на друга, но все они… Ты посмотри на эту девчонку… она и автомат держать не умеет, но если я пошевельнусь, она выстрелит. Нет, Курт, они уже не люди.
Курт. Люди. И если им суждено остаться в живых, ты увидишь, что они люди.
А н д р е й. Ты говоришь так потому, что ты тоже немец.
К у р т. Я говорю так потому, что я коммунист.
А н д р е й. Объясни мне, Урсула, я все-таки не могу понять. Ты сидишь с автоматом и сторожишь меня. Но ведь это же ты, ты спасла мне жизнь. Зачем ты это сделала?
У р с у л а. Не знаю. Не могла смотреть… на это.
А н д р е й. Не могла смотреть. А когда вы взорвете раненых и меня вместе с ними? Как ты на это будешь смотреть?! Ах, да… ты этого не увидишь, вы успеете убежать.