У р с у л а. Замолчи.
А н д р е й. А если не замолчу, будешь стрелять?
Урсула молчит.
Развяжи меня, Урсула.
У р с у л а. Я сказала — молчи! Слышишь? Молчи!
А н д р е й. Ноги затекли… Развяжи хотя бы ноги.
У р с у л а. Нет.
А н д р е й. Слушай. Ты же девчонка, тебе не может быть по душе эта затея Гельмута. И не только тебе — всем вам. Почему же вы помогаете ему?! Боитесь его?
Урсула молчит.
Нет, не понимаю. Ты выбила нож из его рук. Не побоялась. Почему же ты вместе с ними идешь на такое преступление?!
У р с у л а. Если скажешь еще хоть слово, я буду стрелять.
А н д р е й. Пожалуй, и правда выстрелишь. Гельмут ведь приказал в случае чего стрелять. Я-то удивился: зачем он тебе дает автомат?.. А ты… смотри-ка, настоящий солдат.
У р с у л а. Я выполняю приказ.
А н д р е й. Выполняешь приказ? Тебя этому научили в приюте?
У р с у л а. В каком приюте?
А н д р е й. В котором тебя подгоняли прутиком.
У р с у л а. Откуда ты знаешь, что я была в приюте?
А н д р е й. Я это понял, когда ты рассказывала об этих девочках-подкидышах.
У р с у л а. Как ты догадался?
А н д р е й. Не знаю. Может быть, потому, что у меня тоже нет родителей.
У р с у л а. А у меня есть. Я их не знаю. Я их никогда не видела. Они бросили меня. И я ненавижу их.
А н д р е й. Я знал одного человека… немца. У него был сын. Совсем маленький. Его отдали в приют, потому что его мать посадили в концлагерь. Он, наверное, тоже думает, что его подбросили.
У р с у л а. Какое тебе дело до меня, до моих родителей! Я немка, а ты русский, и мы с тобой враги!
А н д р е й. Нет, вы все-таки не люди. Я думал, хоть в тебе есть что-то человеческое!
У р с у л а. Ты хочешь, чтобы я предала их? Они выполняют свой воинский долг. И я должна быть с ними до конца!
А н д р е й. От тебя зависит жизнь многих людей, ты можешь их спасти… Даже дикари не убивают раненых.
Входят Т е о, Р е й н г о л ь д, Д и т е р. Они приносят ящики со взрывчаткой, укладывают их.
Т е о. Осторожно, Ренни.
Р е й н г о л ь д. А что, может взорваться?
Т е о. Бывает. От удара, от выстрела.
Р е й н г о л ь д. Хм… Тогда мне лучше эти ящики не таскать… Не дай бог уроню. У меня иногда нарушается равновесие… внезапное головокружение. Наследственность по материнской линии.
Т е о. Иди, не то я покажу тебе наследственность!
Р е й н г о л ь д. Если что случится, пеняйте на себя.
У р с у л а. Тео, я больше с ним не останусь. Я лучше буду таскать ящики.
Дитер и Рейнгольд уходят.
Он все время заговаривает со мной.
Т е о. Ну и пусть. Тебе-то что?
У р с у л а. Он говорит, что там, в приюте, говорили неправду, что нас подбросили… что родителей арестовали, посадили в лагерь, а нам сказали, что мы подкидыши. Тео, я не верю… Откуда он может знать?.. Ведь этого не могло быть, не могло?! Я не верю, что фрау Ганзен обманывала меня. (Андрею.) Ты все выдумал, выдумал! Я не верю тебе, не верю. (Плачет.)
Т е о (забирает автомат). Вот что, давай сюда автомат и отправляйся отсюда.
У р с у л а. Куда? Мне некуда идти.
Т е о. Пойдешь к моей тетке. Она живет на Фридрихштрассе. Я дам записку. Или просто скажи, что тебя прислал Тео.
У р с у л а. Я боюсь.
Т е о. Чего боишься?
У р с у л а. Боюсь выйти на улицу. Там русские.
А н д р е й. Он прав. Надень белую повязку — никто тебя не тронет.
Т е о. Пожалуй, что так. Ну, иди, иди! Фридрихштрассе, двенадцать. Фрау Клара Кониц. Скажешь, что тебя прислал Тео. А я… Если я выберусь из этой переделки, я тоже приду туда.
Урсула уходит. Тео достает сигару, прикуривает.
А н д р е й. Много там этих ящиков?
Т е о. На тебя и одного хватит. Затянуться хочешь?
А н д р е й. Что это ты такой добрый?
Т е о. Считай, что я выполняю твое последнее желание.
А н д р е й. Тогда развяжи руки.
Т е о. Дураков нет. (Дает Андрею затянуться.) Ты прилично говоришь по-немецки. Кто тебя учил?
А н д р е й. В Москве, в Сокольниках, в одном доме с нами жили немцы.
Т е о. А что эти немцы делали в Москве?
А н д р е й. Они уехали из Германии, когда к власти пришел Гитлер.
Т е о. Понятно. Коммунисты. (Затягивается.) Да, хорошо бы сейчас оказаться на Фридрихштрассе, двенадцать.