К а т я. Не ты один, Шурик тоже красил.
Мелешко уходит.
Д у с я. Да, Катюша, ко мне сегодня один человек заходил…
Т а м а р а. Опять Жаров в любви объяснялся?
Д у с я. Отстань. Доктор ко мне в комитет приходил… насчет мальчишек, которые осенью в армию идут…
К а т я. Ну, и что?
Д у с я. Говорит, что Шурика во флот не возьмут, у него поврежден слух. Разве он плохо слышит?
К а т я. Не замечала.
Т а м а р а. Болело у него ухо. Прошлую осень.
Д у с я. Во флот строгий отбор. Малейшее отклонение — не берут.
Т а м а р а. Ничего. Он тихий-тихий, зато если что в голову возьмет, своего добьется.
Катя улыбается.
Д у с я. Катька, не задирай нос, не про тебя.
Т а м а р а. Девочки, до чего быстро человек к хорошему привыкает… Три дня, как перебрались, а я и забыла, как воду из колонки таскали.
Д у с я. Скоро вспомнишь. Начинаем вторую секцию отделывать. Как штукатуры пошлют за водой, так и вспомнишь.
Т а м а р а (глядя в окно). Милиция идет.
Д у с я. Опять насчет мытищинских девчонок.
Т а м а р а. Которые опытом меняться приехали?
Д у с я. Ну да, без прописки живут.
Входит В а с и л и й И в а н о в и ч, старший лейтенант милиции.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Вечер добрый. Новоселье оформляете?
Д у с я. Василий Иванович, вы насчет этих девушек? Так они послезавтра уедут.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Неужели трудно прописать?
Т а м а р а. У нас тут все в ажуре. Вы лучше к мальчикам в общежитие сходите. Там никак с Репой не сладят. Каждый вечер шумит.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Учту, Тамара Андреевна. Девушки эти в какой комнате?
Д у с я. Пойдемте, покажу.
Дуся и Василий Иванович уходят.
К а т я. Ты разве Андреевна?
Т а м а р а (удивленно). Андреевна. Откуда он знает?
К а т я. У них в милиции все известно.
Т а м а р а. Зина идет с Шуриком. Провожает каждый вечер. Не ревнуешь?
К а т я. Ему про доктора не говори, не надо раньше времени расстраивать, — может, и не заметят.
Входят Ш у р а и З и н а.
З и н а. Пирогами пахнет. Вкусно.
Ш у р а. Здравствуй, Катя.
Т а м а р а. Катя — здравствуй, а я — пустое место?
Ш у р а. А, Тамара! Здравствуй. Девчата, я зажигалку нашел. (Несколько раз зажигает огонь.)
З и н а. Глазастый. Я прошла — не увидела.
Т а м а р а (спрыгнула с окна). Не нашенская.
К а т я. Покажи. Написано что-то… По-немецки?.. Нет…
Т а м а р а. Кать, жениховская зажигалка. (Шуре.) Родина знаешь, юриста? У бревнышек нашел?
З и н а. У бревнышек.
Т а м а р а. Его.
Ш у р а. А где он живет?
Т а м а р а. В новых домах. За мебельной.
Ш у р а. Завтра разыщу его и отдам.
З и н а. Девочки, письмо от Володи получила. У них там два солдата — Пудов и Семечкин. Очень расхлябанные. И оба поспать любят. Так старшина хитрющий-прехитрющий — на занятиях тихо так, чуть слышно скажет: «Те, кто спит…», а потом как гаркнет: «…Встать!» Пудов и Семечкин вскакивают, как ошпаренные, а старшина им наряд вне очереди — пол мыть или картошку чистить… Ой, Глухарь!
В дверях стоит Г л у х а р ь. Он входит на кухню, за ним Ф е д ь к а и Р е п а.
Г л у х а р ь (он говорит тихо). Красивое помещение. А мы к вам новоселье справлять. Не прогоните?
Все молчат.
Я плохо слышу, извините, попрошу разговаривать громче.
Т а м а р а. Тебе, может, усилитель поставить?
Г л у х а р ь. Федя, зачем ты меня сюда привел? Незваный гость хуже татарина.
Ф е д ь к а. Тамара, я ведь говорил — приду.
Т а м а р а. Ну и приходил бы один. Чего этих-то притащил?
Ф е д ь к а. Ладно ворчать.
Г л у х а р ь. Федя, девочек надо уважать. Видишь, не ждали, беспокоятся — угощение не приготовили. Так ведь откуда им знать, что мы позаботились… Федя!
Федька достает бутылку, ставит на стол.
И красненького для девочек. «Пино-гри» — уважаете? Репа!
Репа ставит на стол бутылку.
К а т я. Слушайте, вы адресом не ошиблись?
Г л у х а р ь. Рюмочек не прихватили, так не беда, рассчитываю — стаканчики найдутся. Посидим, побеседуем по-хорошему. За жизнь. Про международное положение. Все законно — нас трое и девочек трое.