П ч е л к и н (смеется). О чем разговор? Гражданин претензий не имеет. Часы я ему отдал? Отдал.
С т а р и к. Да, да, часы он вернул. В целости. Еще до прихода товарища милиционера. У меня сердце… Я несколько погорячился, естественно, испуг… Молодости свойственно желание пошутить.
П ч е л к и н. Я, товарищ начальник, ничего в виду не имел. Ну, выпил лишнего… Ну, пошутил… Ну, гражданин-то не обижается?
В а с и л и й И в а н о в и ч (старику). Чем он вам угрожал?
Старик молчит.
П ч е л к и н. Ну, палец я ему показал, говорю: «Не шевелись». Ну, понимаете, пошутил! По дурости, товарищ начальник…
В а с и л и й И в а н о в и ч. Палец показал? А вы что скажете, товарищ Бабец?
Б а б е ц (раздраженно). Я ничего не скажу, товарищ начальник.
С т а р ш и н а. Рядом сидели, все видели.
Б а б е ц. Я выступать в качестве свидетеля согласия не давал. Видел я, не видел — это мое личное дело. Ваше дело — привести меня сюда, мое право — поступать так, как я считаю нужным. Прошу не впутывать меня в эту историю. Я ничего не знаю и не желаю знать.
В а с и л и й И в а н о в и ч (подошел к старику). Что с вами?
Старик молча нащупывает в кармане лекарство.
Вам плохо?
Старик достает лекарство.
Старшина, проводите гражданина в кабинет начальника, пусть полежит на диване. Вызовите врача.
С т а р и к. Сердце… пошаливает…
Старшина уводит старика.
В а с и л и й И в а н о в и ч (Бабцу). Да, за свои две копейки вы до Совета Министров дойдете, а рядом человек погибать будет — это вас не касается. Идите, гражданин Бабец.
Б а б е ц. Я, конечно, уйду. Но имейте в виду — я оскорблений не прощаю никому! Я буду писать! (Уходит.)
В а с и л и й И в а н о в и ч. Пишите, пишите, товарищ Бабец… Кому он товарищ, хотел бы я знать?
Ш у р а. Этот старик… Георгий Фаддеевич… у нас географию преподавал.
В а с и л и й И в а н о в и ч (Пчелкину). Пошутил? А если он от твоих шуток на тот свет отправится? Под суд пойдешь, на радость родителям.
П ч е л к и н. Не говорите родителям, товарищ начальник… Я первый раз…
Входит с т а р ш и н а.
С т а р ш и н а. Гражданина в больницу отправляем.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Проводи этого в камеру. Освобожусь — вызову.
Старшина уводит Пчелкина.
(Шуре.) Иди. Авось до чего-нибудь додумаешься.
Гонг. Темнота.
У Бориса Родина. Входят Ш у р а и К а т я.
К а т я. Хозяина нет. Неудобно заходить.
Ш у р а. Ты не знаешь Бориса. Здесь все удобно. (Замечает на столе записку.) Вот видишь? (Читает.) «Шурик! Я могу опоздать — располагайся, как дома. Придешь голодный — лопай ветчину». Катя, ветчины дать?
К а т я. Неловко, ребенок…
Ш у р а. На, ешь. Не стесняйся. Я никогда не встречал такого человека, как Борис. Принес зажигалку, а через два часа мне казалось, что я знаю его с детства. Он тебе понравится, я уверен. Да, я тебе не говорил, оказывается, мы с ним уже встречались — в тот день, когда я ждал тебя на станции. Он тогда сказал…
К а т я. Что?
Ш у р а. Да неважно, в общем угадал… что я тебя жду.
К а т я. Разве он меня знает?
Ш у р а. Да нет, просто проницательный человек, догадался, понимаешь? (Прошелся по комнате.) Смотри, раковина. Думаешь, какая-нибудь мещанская безделушка? Нет, Борис ее со дна океана вытащил. На Дальний Восток ездил. Ну, просто путешествовал. Он не замыкается в своей профессии, его все интересует, абсолютно все.
К а т я. Тамара говорила, что он Федьку на суде защищал. Это правда?
Ш у р а. Да. Федька был не виноват, но дело запутанное. Борис добился его оправдания. Катя, я сегодня заходил к доктору.
К а т я. Ну?
Ш у р а. Сказал: «Есть остаточные явления, ходите на процедуры, вылечим». Так что все в порядке.
К а т я. Значит, море?
Ш у р а. Флот.
К а т я. А в один прекрасный день будешь стоять на капитанском мостике, грустный-грустный, — это оттого, что я тебе не пишу, целый месяц не пишу. И вдруг видишь — сквозь толпу пробирается какая-то необыкновенно красивая женщина. Ты вглядываешься… и кто же это? Я. «Отдать концы!» — командуешь ты радостным голосом…
Ш у р а (смеется). Какие концы?! «Спустить трап, — командую, — принять на борт судового врача!»