Водились за ней и таланты.
Каждый бригадир и председатель, даже новый, приехавший в колхоз из других мест, хорошо знал, что Наталья Кузьминична мастерица стога метать. «Таково навьет да причешет, — утверждала молва, — что и ветру, не разворошить и дождю не промочить!» И она охотно выходила стожить сено.
Она признавалась мне, что вообще любит «вместешную» работу, то есть общую, коллективную. И работается, мол, веселее, и все про всех знаешь!
Для нее не было ничего интереснее деревенских новостей. На собрании она не посмеет выступить, но дела в колхозе ей известны во всех подробностях и частностях, и о каждом обстоятельстве у нее есть свое твердое суждение. А ничто так не сокращает времени и расстояния, как дотошный бабий разговор про всё на свете, — работают ли они в поле, или, расторговавшись, усталые и оживленные, не торопясь возвращаются с рынка.
Эти разговоры и пересуды иной раз составляют подлинное общественное мнение, которое так или иначе оказывает влияние на ход колхозных дел. Сколько раз случалось, что на том же собрании либо на заседании правления, после долгих споров, поднимется всеми уважаемый товарищ и скажет: «Слыхали, что бабы говорят?» или «Не зря наши бабы толкуют!» — и дело решится таким путем, будто у Натальи Кузьминичны спросили.
Есть у нее и художнические задатки.
Она может, только что придя с поля, малиновая от жары, подсесть к играющим на крыльце соседским ребятишкам и начать мастерить им из огурцов всякого рода посуду: ушаты, чашки, шайки, корыта…
И ей интересно смотреть, как ранней весной на торфяном болоте, забравшись в заросли ивы, лось поедает молодые побеги.
Все это еще, не есть поэтическое творчество, не выдается из ряда вон, как и работа Натальи Кузьминичны, обыкновенная, будничная. Но такие черты характера рождают в народе сказку, песню, узор.
Райгород!
Дорога впереди нас круто поворачивает влево, и старые высокие березы вдоль обочины, пятнистые, в трещинах и наростах, как бы преградили нам путь. Едва мы повернули, как между стволами берез, на мысу белого еще по-зимнему озера возник вдруг белый Дмитриевский монастырь, а несколько глубже, над городскими крышами, вспыхнули маковки кремля.
Мы огибаем озеро, замерзшие заливы которого, покрытые лужами талой воды, и желтый, исхлестанный ветрами тростник на берегу подходят к самому полотну высоко поднятого здесь, изогнутого дугой шоссе.
Пустынный проселок, весь в поперечных, обледенелых, рыжих от навоза ухабах, выбитых за зиму копытами лошадей, идет в сторону Ужбола.
Но в селе нам делать нечего, Наталья Кузьминична в больнице.
По сияющим лужам, разбрасывая брызги, мы въезжаем в город.
Солнце. В воздухе какое-то банное, расслабляющее тепло. Блестит, перемежая свет и тени, быстрая и шумная вода в ручейках. Среди зернистого снега, местами покрытого шершавыми черными корками, виднеются большие проталины. Сырая земля уже нагрелась, она мягкая и податливая.
А в доме у Грачевых темновато и пахнет сыростью, — Михаил Васильевич говорит, что голландку топить перестали, да и стены мыли к пасхе. Сейчас ведь вербная, по этому случаю сняты и занавески с окон, и коврики со стен, и подзоры с кроватей, — идет предпраздничная стирка и уборка. Отошла зима с поскрипывающим снегом за стенами, с мелко нарезанными цветными нитками На белой вате между оконными рамами, с жарким и сухим печным духом во всем доме, а зеленая весна — с грозой, хлопающими окнами и вынесенными под первый дождь фикусами — еще не наступила, и в эту пору сумрачно, затхло старосветское провинциальное жилище…
Михаил Васильевич рассказывает, что позавчера Наталье Кузьминичне сделали операцию, которая прошла благополучно, однако врачи еще не говорят, подтвердились ли их подозрения, и никого к ней не пускают.
Не пустят, конечно, и нас.
Впрочем, если больной это не во вред, то можно все-таки ее повидать, надо только попросить Василия Васильевича, секретаря райкома партии, чтобы он позвонил в больницу. Во всяком случае, секретарю райкома скорее скажут, в опасности ли ее жизнь, — мы-то ведь с Андреем Владимировичем посторонние здесь люди.
С райгородским секретарем я хорошо знаком, но если бы этого и не было, если бы я впервые приехал сюда, то все равно, кажется мне, отправился бы со своей заботой в районный комитет партии.