— Кто? Гарри Богроуф?
— Тот, кто там погребен. Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе эту грустную историю. А пока что рассказывай ты. Кто ты теперь, Джо?
— Кто я? Знаешь, Гарри, я по-настоящему рад, я здорово рад, что ты жив! На земном шаре друзей у меня не густо. Не знаю уж, что значит таинственная метаморфоза с твоим именем, но кажется мне почему-то, что ты все такой же парень каким был в университете. А, Гарри? Когда мы с тобой виделись в последний раз? Года четыре назад? Ну да, когда ты закончил курс. Ты не забыл, как мы отпраздновали это событие? Ты, я и твоя Анита. И еще весельчак Хосе Бланко. Помнишь Хосе?
— Я все помню, Джо. Но… не надо об этом. Ты хотел рассказать о себе.
— Что ж, я остался тем, кем и был, — бродячим пасынком Соединенных Штатов. Приехал в эту благословенную страну, чтобы подешевле обошлось мое образование, да так вот и застрял здесь, под тропическими пальмами, один из многих неудачников. Я ведь хронический неудачник, Гарри. Помнишь, как я с треском провалился на экзаменах? А ведь я знал материал лучше, чем многие иные. Помнишь, как меня чуть не убили молодчики из клуба «Национальной гвардии»? Вот об этом случае вспоминаю право же с удовольствием, хотя били они здорово: ведь они тогда приняли меня по ошибке за настоящего человека, за Хосе Бланко… А я не стал даже самим собой. Не люблю жалоб и стонов, но тебе могу сказать: я — неудачник. И теперь я просто журналист. Плохой недоучившийся журналист, кропающий всякую чушь о мордобоях и мелких авариях. Пытался сказать что-то умное, да газету прихлопнули…
— Я читал твои статьи в левых газетах и журналах и мысленно поздравлял тебя с удачей.
— В самом деле, Гарри? Ведь у меня, кажется, получалось? Но видишь ли, в нашем мире не рекомендуется говорить и писать правду. Что смотришь? Ты ведь и сам знаешь, что это так. Теперь вот сотрудничаю в «Экспрессо». Знаю, пакостная газетенка. Но, честное слово, мне надо есть и курить и где-нибудь жить… Выбора-то не было.
— Я не читаю «Экспрессо». И должно быть, поэтому потерял тебя из виду.
Вошел хозяин с подносом и засуетился вокруг стола, предлагая отведать домашних блюд. Очевидно, доктора хорошо знали и любили в этих бедных кварталах.
— Как ты оказался здесь, Джо? — спросил доктор, когда испанец ушел.
Слейн поведал о заказанной статье и о том, что думает по этому поводу. Они ели тамаль — пирог из кукурузной муки с мясом и специями, запивая крепким душистым кофе.
— Выходит, мы попутчики, — доктор откинулся в кресле и закурил сигарету. — Конечно, если ты хочешь.
— Хочу ли я! Да я наплюю на редактора, на газету и буду колесить с тобой в горах, пока не кончатся деньги! Не каждый день мы встречаем друзей из Поры Надежд!
— Ну и прекрасно, значит, мы сможем еще наговориться и повспоминать. Расскажи-ка, что у вас там, в столице.
— Да то же, что и везде. Основные партии республики поднимают бурю в стакане воды, готовясь к предстоящим выборам в парламент. Независимые христиане и католики-республиканцы клянут друг друга и клянутся дать народу счастье, если им удастся набрать большинство голосов. И католики и независимые зависят от президента, а президент от дельцов, а дельцы от американцев. Словом, все очень мило.
— Какую же партию поддерживаешь ты в своих статьях?
— Газета поддерживает, что прикажут ей владельцы. А я сам… с удовольствием послал бы к черту обе, — Слейн невесело улыбнулся. — Способность кривить душой у меня весьма ограниченная. Понимаешь, иду на компромисс до известного предела, иначе боюсь совсем уж потерять уважение к себе. Родители-фермеры, прежде чем разориться, успели накачать меня рассуждениями о порядочности, совести и прочими такими понятиями, очень в наше время неудобными. Потом жизнь старалась исправить их ошибку, да, видно, слишком крепко во мне это засело.
Постучали. В приоткрытой двери возник мясистый нос и небритый подбородок хозяина.
— Сеньора доктора спрашивает какая-то пожилая женщина. Она уже несколько раз справлялась, когда приедет сеньор доктор. Говорит, заболел внук.
— Я сейчас выйду, — кивнул доктор. — Извини, Джо, надо проведать здешних больных, кто знает, когда еще доведется сюда приехать. А ты сейчас будешь отдыхать. Для нас найдутся и чистые постели, и бутылочка хорошего вина, не правда ли, Мигуэль?
Узнав, что приезжие останутся ночевать, хозяин выразил лицом, глазами и потоком слов свое удовольствие и проводил гостей через внутренний дворик в дощатую пристройку, где находились довольно сносные комнатушки, очевидно, местный «люкс» для особо уважаемых клиентов. Когда Мигуэль с поклоном удалился, Слейн сказал: