— Катись отсюда, а то крикну, тебя так отделают…
Ее спина мелькнула в проеме блиндажа и скрылась, и он понял, что это конец, больше он ее никогда не увидит, не посмеет искать. Он треснул себя кулаком по лбу: «Болван!» — и, как пьяный, побрел назад к дороге.
И все же пути их скрестились. Месяц спустя, по полевой дороге, часть которой уже пестрела щитами «Мин нет! Борисенко», промчалась машина. Неожиданно она свернула с разминированной дороги на большак, где еще не успели пройти миноискатели. Борисенко лишь успел дать очередь из автомата и крикнуть: «Сто-ой!» — как грохнул взрыв, и машина перевернулась.
Водитель вылетел из машины в кусты. Борисенко подбежал к нему, перевернул лицом к себе и едва не сел на траву: «Люба!» Потом он нес ее на руках до своей машины, боясь сделать неверный шаг, девчонка плакала, прижимая платок к губам.
А еще через неделю он увидел ее возле будки КПП на новом фронтовом перекрестке. Подошел к ней с пропуском и лихо козырнул, чувствуя, как дрожат руки.
— Все в порядке, — сказала она, возвращая документ.
— Люб… — произнес Борисенко чуть слышно, — не узнаете?
— Д-да, — вздрогнула она.
— Я вам писал в медсанбат.
— Да?.. Ах, да, — девушка слабо улыбнулась, — спасибо.
— Простите, что напугал вас тогда. Дурак я, иного не заслужил. Так ругал себя, поверьте. Еще раз простите…
— И для этого вы дали такой крюк, хотя могли ехать в вашу часть напрямик, через поселок?
— Вам и это известно?
— Я же регулировщица, — пожала она плечами.
— А может, это судьба? — деревянно улыбнулся он.
— Ужас! Боевой офицер — фаталист?
И тут, едва ворочая одеревеневшим вдруг языком, он высказал ей все, о чем думал, все, что не давало ему покоя с тех пор, как они встретились впервые.
В ее глазах мелькнул испуг.
— Зачем вы так? Посмотрите. — И выпятила нижнюю губу. И не слушая его возражений: — Вон — машины уже три минуты ждут, затор будет.
— Пусть…
— Ну хорошо, мы еще поговорим…
— Когда?!
— Послезавтра я свободна. Мне надо в госпиталь, зачем — скажу по дороге. Там у меня подружка. Проводите?
Он кивнул и, резко повернувшись, зашагал к машине…
В отношениях Михайловского и хирургической сестры Вики Невской не было ничего от банального фронтового романа: они действительно очень любили друг друга. В операционной он старался не смотреть на нее, но в короткие часы отдыха ловил каждое ее слово, каждый жест и часто ревновал ее, хотя разумом понимал, что это глупо. Понимал он и другое: он, всегда суровый и непреклонный, он, чьим решениям даже Верба не смел прекословить, ни в чем не мог отказать Вике. Это его и злило, и обескураживало одновременно. Вот почему, несмотря на то что она всегда хорошо ассистировала, он нередко нарочито грубо придирался к ней. Это была бессознательная месть за постоянные уступки, и после той или иной операции ему делалось стыдно, и он старался загладить вину, становился еще более мягким и уступчивым. Однако он знал: Вика никак не подавляет его; никогда не требовала ничего такого, что шло бы вразрез с его принципами, — она лишь смягчала его чрезмерно крутой характер. Вот и сейчас влетела к нему в комнату с этой Любашей, когда он уже думал, что в кабинете Вербы поставил все точки над «i». «Дудки, — сердито подумал он, — на этот раз и у тебя, голубушка, ничего не выйдет. Я могу уступить в чем-то второстепенном, но дурака из себя делать никому не позволю!»
И спросил:
— В чем дело?
— Маленький розыгрыш, — засмеялась Вика. — Может, предложите гостье сесть?
— Да-да, конечно…
— Умоляю, сделай ей операцию ради меня, — сказала Вика, молитвенно сложив руки.
— Кто у нас на очереди? — спросил он, точно не слышал этой тирады.
— Ничего срочного. Ради меня…
— Отсчитываю минуту! — крикнул он вне себя от возмущения. — И вас здесь не было!
— Но ведь все раненые уже отсортированы. Там полный порядок, — ответила Вика.
— Прекрасно, — сказал Анатолий Яковлевич, удивляясь собственному спокойствию, — готовьте следующего! Посторонних прошу удалиться.
— Она не посторонняя, она моя подруга. Школьная. Разве трудно понять мое участие?
На этот раз она говорила серьезно, без улыбки, глаза ее погрустнели.
— Вика, я не смогу. Это тонкая пластическая операция…
— Ты же сам мне говорил, какие до войны делал операции на лице. А это же топорная работа. Возможность коллоидных швов…
— Пока появится коллоидность, она бабушкой станет… — пошутил он.