«Черт знает…» — повторил Замятин про себя.
Снова слышалось:
— Эй, Роговик! Слушай, что там такое? Что вы там ползете, как улитки…
Роговик был где-то далеко позади и не отвечал. Лейтенант быстро зашагал в конец строя, обходя цепочку солдат.
— Что тут у вас стряслось? — спросил он, подойдя к старшине, который стоял около сидевшего на обочине дороги солдата. — Почему задерживаетесь?
— Да вот Матвеев, товарищ лейтенант, — ответил хрипло Роговик, показывая на солдата. — Ноги, вишь, потер. Еле плетется. Из-за него и все задерживаются.
На обочине дороги, согнувшись, сидел Матвеев и переобувался. Лица его Замятин в темноте не мог увидеть. «Наверно, из новеньких какой-нибудь. Прислали молокососов…» — подумал он про себя, а вслух сердито спросил:
— Что у тебя с ногой?
— Потер, товарищ лейтенант. Никак идти не могу, — ответил солдат.
— Как же ты раньше не сообразил, как следует обуться? Тебе тут война или игрушка? Хоть босиком, а надо идти…
— Не могу, товарищ лейтенант, — повторил солдат удрученно.
— Что ты городишь? Немец вот-вот на пятки наступит, — возмутился Замятин. — А ну быстрей!
Солдат безразлично махнул рукой:
— Идите, товарищ лейтенант, а я как-нибудь доплетусь.
Лейтенант минуту молчал, потом, обращаясь к старшине, сказал:
— Слушай, Роговик, ты сейчас пойдешь впереди. Тут слева сейчас Филино, а мы по дороге прямо, через речку. Я буду замыкать.
Когда старшина ушел, лейтенант присел рядом с солдатом и принялся помогать ему обуваться.
— Черти сопливые, — ворчал Замятин, навертывая портянку на ногу солдата. — Маменькины сынки. Обуться не могут. Ну, готово. Вставай.
Солдат встал и, тяжело прихрамывая, заковылял по дороге. Через несколько шагов он снова остановился.
— Не могу, товарищ лейтенант. Не могу, — заговорил он горячим шепотом. — Вся нога горит. Вы идите, а я как-нибудь доберусь.
«Чоп-чоп-чоп-чоп», — все глуше шлепали сапоги солдат впереди. Цепочка их уходила дальше и дальше.
— Не могу, — повторил Матвеев.
Лейтенант стоял рядом и к чему-то прислушивался. И вдруг, рванувшись, схватил левой рукой Матвеева за воротник.
— Ты что мне тут городишь, а? Ты соображаешь, что говоришь, сволочь, — разъяренные глаза лейтенанта приблизились к лицу солдата, и тот скорее почувствовал, чем увидел, как рука лейтенанта потянулась к кобуре.
— А ну шагай. Слышишь, шагай… Не то… Да я тебя пристрелю… Слышишь?..
Солдат охнул и засеменил, ковыляя.
— Шагай быстрей! Быстрей, тебе говорят, шагай, — гудел ему в спину лейтенант.
Матвеев, напрягая силы, скользил и падал, снова поднимался, а позади него неслось неумолимое:
— Еще быстрей… Слышишь, еще быстрей…
Вскоре они догнали строй. А когда миновали деревню Скоково, Матвеев так разошелся, что уже не отставал.
И тогда лейтенант опять позвал старшину:
— Роговик! Эй, Роговик. Иди на свое место. Я пойду впереди.
Замятин, придерживая левой рукой полевую сумку, почти бегом обогнул цепочку солдат, потом обернулся, посмотрел на шагающих по дороге изнуренных людей и, примеряя свой шаг к ним, снова пошел впереди, как и подобает командиру на марше.
Было еще темно, когда они добрались до деревни Лазании. Комендант полка указал им избу, где они могли передохнуть. Замятин назначил часовых, строго прорепетировал пароль, потом снял шинель и, слегка расстегнув воротник гимнастерки, повалился в угол, где ему Роговик постелил немного сена.
Часу в десятом он проснулся и долго лежал, уставившись глазами в потолок. В избе никого не было. Только у печки сидел молоденький белобрысый солдат и чистил винтовку. Части затвора лежали у него на коленях, и он брал их по очереди, тер тщательно какой-то рванью, прищурившись, придирчиво осматривал и снова осторожно клал на колени. Он, казалось, был увлечен своим делом, но иногда лейтенант чувствовал на себе его хмурый сосредоточенный взгляд. Было в этом взгляде что-то затаенное, напоминающее то ли испуг, то ли любопытство.
«Никого из этих молокососов не помню, — подумал с досадой лейтенант, разглядывая солдата. — Видно, из того же пополнения».
— Где Роговик? Где остальные? — спросил он у солдата.
Солдат быстро собрал с колен части затвора, встал и ответил громко, как на строевых занятиях:
— Старшина всем приказал на кухню итить. А меня здесь оставил за дневального…
Лейтенант посмотрел на солдата в упор. Знакомый голос. Так это же тот самый Матвеев. Ему вспомнилась ночь, как шли по стерне, как он боялся, что немец сомкнет фланги, и как грозился расстрелять этого солдата, хотя, конечно, никогда бы не привел свою угрозу в исполнение.