Выбрать главу

Великолепный корабль построили американцы — под десять тысяч тонн водоизмещения, скорость в 21 узел, и главное — потрясающая артиллерийская мощь. Восемь 203 мм пушек установленных попарно в четырех хорошо забронированных башнях, которые были поставлены ромбом — в носу и корме, и по бортам. В результате увесистый бортовой залп из шести стволов одного калибра, чем не образец для будущего «Дредноута». И еще при поддержке полудюжины скорострельных пятидюймовых пушек, которые бы лучше испанцам иметь вместо своих 140 мм орудий, малопригодных для боя. И единственный недостаток в бронировании, хотя пояс в четыре дюйма, но короткий — от первой трубы до кормовой башни. Правда, скос палубы солидный — в шесть дюймов местами, а так три-четыре — не то, что из 140 мм, из 280 мм пушки не пробьешь. Башни и рубка также хорошо защищены, да и казематы среднего калибра — но все вместе это лишь десятая часть проекции борта. Так что есть куда попадать, главное попасть, а вот с этим обстояло совсем плохо — испанские комендоры больше «мазали», и крайне редко поражали высокобортный крейсер, и это с дистанции в два с половиной километра. Стыд и срам — боевая подготовка ниже плинтуса!

И осталось меньше двух недель для исправления ситуации в лучшую сторону, иначе история повторится!

— Дон Рамос, там выловили обгорелого человека, без одежды. Шептал «мамма миа, мамма миа». У вас в экипаже «Папаши» были итальянцы? Бедолага умер, мы его даже перевязать не успели, тело сюда принесли.

Сергея Ивановича отвлекли от лицезрения картины ночной баталии, и он не сразу понял, что ему говорит теньенте. А потом сообразил, что это и есть тот самый момент окончательно спрятать «концы в воду» и официально удостоверить гибель мифической субмарины. Адмирала Серверу это известие, несомненно, сильно огорчит, зато американцев обрадует несказанно. Ведь не надо будет бояться вечной угрозы атаки из-под воды, расслабятся, и попадут под ночной удар «ланча торпедеро». По крайней мере, на такой вариант можно надеяться, и в нем единственное спасение для эскадры. Как и надежда переломить ситуацию, и деблокировать Сантьяго.

— Да, механиком был Сильвио Берлускони, — Сергей Иванович назвал первое пришедшее ему на память имя одного известного политика. И посмотрел в сторону, там несколько матросов несли на брезенте изуродованное тело, с багровой обгорелой плотью. Лицо обезображено настолько, что признать по нему несчастного невозможно.

— Думаю, субмарина вынырнула, в ней постоянно пары бензина, они взорвались. Помните — три динамитных снаряда, а взрывов четыре?

— Да, сеньор капитан, очень жалко. Но ваши друзья погибли героями за нашу Испанию, а мы отомстили!

— Да, это так, и очень печально, — Сергей Иванович не сомневался, что четвертый взрыв был от мины заграждения, которая детонировала от подрыва динамита. Да и лежащий перед ним итальянец явно из команды яхты, его просто выбросило за борт, там ведь шашки рванули. На последнем усилии до берега доплыл, да и прилив немного помог.

— Ты настоящий герой, Сильвио, и о твоем подвиге будут помнить вечно, — произнес с надрывом, специально чтобы заметили, сняв фуражку и перекрестился. Достал платок, вытер несуществующие слезы — нужно было показать, что не чужд сентиментальности. С удовлетворением заметил, что за ним поступили также, некоторые вполне искренне заплакали. Краем глаза заметил, что далеко удалившаяся яхта, которая весело горела, неожиданно растаяла в темноте. Так просто никогда не бывает, огонь моментально потушить можно только в одном случае — когда корабль пойдет на дно.

— Фифти-фифти, но хоть так разошлись, — пробормотал Сергей Иванович, с горечью понимая, что ставка на ночной бой не увенчалась успехом. «Бруклин» прекратил стрельбу, прожектора на нем погасли, вражеский крейсер пропал в темноте. И не пошел вперед, а была надежда, что напорется на выставленные мины. Да и «Колон» ушел в темень, прекратив стрелять. Погасли костры, «световая дорожка» давно исчезла, лишь одна команда «Реины Мерседес» боролась с пожаром, и вроде начала его побеждать. И он подвел итог красноречивым высказыванием, с нескрываемым сожалением, что хитрость не прошла, и неприятель не полез в подготовленную ловушку: