— У нас нет ни малейшего шанса на успешный прорыв, — пробормотал адмирал, утирая пот. Сервера прекрасно знал как численность, так и возможности американского флота, попытка прорыва для него при таком соотношении сил превращалась в форменное самоубийство. И это осознавали все моряки эскадры, от капитанов де навио до кочегаров, а потому с покорной обреченностью ожидали неизбежного конца при выходе в море. Зато находясь внутри бухты, за выставленными минами заграждения, можно защищать Сантьяго от повстанцев до крайности, и даже отбить штурм американцев, если те попытаются высадиться.
Но что хуже всего — в городе мало продовольствия, и по приказу командующего IV корпусом дивизионного генерала Линареса урезали выдачу продуктов горожанам и солдатам, нормируя их крайне скудно. Должно было хватить на два месяца осады по самым оптимистическим расчетам, а там наступит голод. И все дело в том, что местные власти не смогли организовать сбор провизии — ведь три года шла ожесточенная война, в которой местные креолы, потомки испанских конкистадоров, воевали с собственной метрополией, которая никак не могла свыкнуться с мыслью, что Кубу придется потерять. Но к этому все и шло, ведь герилью поддерживали американцы, причем уже не тайно по своему обыкновению, а открыто, объявив войну и собрав экспедиционный десантный корпус.
Устроенная янки морская блокада кубинского побережья привела к тому, что подвоз продовольствия почти полностью прекратился, а рассчитывать на местные ресурсы не приходилось. Единственное чего в достатке, и даже с избытком, это тростникового сахара и получаемого из него рома с дешевым пойлом для местных негров. Да еще табака на любой вкус — хоть закурись, но им, как и спиртным, сыт не будешь. И понятно недовольство местных жителей, когда горожане 19 мая увидели входящую в бухту эскадру — прибыло еще две тысячи триста моряков, у которых на кораблях пустые провизионные погреба. А их нужно хорошо кормить, особенно кочегаров — а нечем, на выдаваемый паек из полфунта риса и фунта хлеба силенок не прибавится. Правда, на троих ежедневно выделялся еще фунт мяса и рыбы, но этого для здоровых и физически крепких моряков крайне мало. Потому жители и предчувствовали, что в самое скорое время им серьезно урежут пайки. Зато семь тысяч солдат из дивизии генерала Тораля откровенно радовались — с корабельными пушками эскадры отстоять Сантьяго от повстанцев и американцев, что начали высадку на берег, будет гораздо проще…
— Только чудо нас может спасти, но я старый человек, чтобы в него поверить, — Сервера тяжело вздохнул, прикрыл веки. Он устал, сильно устал за эти бесконечные, тягостные напряженным ожиданием и суматохой дни, что прошли с момента взрыва на рейде Гаваны броненосца «Мэн». И теперь война перечеркнет всю его долголетнюю службу и возможно, оставшиеся дни жизни. Скорее всего, он сам погибнет, как и многие моряки Практической эскадры. Они все обречены с того самого дня, как отплыли от берегов Испании, отправляясь в свой последний поход…
Контр-адмирал Паскуаль Сервера — американцы его выловили из моря, а в Мадриде отдали под суд за гибель эскадры…
Глава 3
— Попал я, вот попал, прямо в задницу! Да еще там меня хорошенько сапогом утрамбовали, чтобы не вылез!
«Кулес» так «кулес», лучше на испанском говорить, чем на русском — ситуация сложилась такая, что в пьяном угаре или в бреду не придумаешь. И сейчас Сергей Иванович начал потихоньку понимать, что произошло с ним на самом деле. Попадалась ему литература, в которой описывались разные фантастические моменты, когда человек перемещался из своего настоящего в чужое для него прошлое. Да и фильм на этот счет сняли смешной, когда он еще школьником был, про ученого, что изобрел «машину времени» в обычной московской квартире
Увлекательная комедия, фразы из которой до сих пор в обыденной жизни ему вспоминаются частенько.
— Тут все дело в артефакте, этой самой раковине. И «чернила» на самом деле своего рода капсула, в которой я под водой переместился на 126 лет в прошлое. Я сейчас не сумасшедший, да и обстрел с моря настоящими снарядами ведется. Город не мираж, как и корабли, а главное — затопленного американского угольщика не наблюдается.
Сергей Иванович фыркнул, к нему вернулось обычное хладнокровие, и он тут же принялся анализировать ситуацию. Да и к чему страдать, заламывая руки — его интерес уже пробирал, ведь не думал, ни гадал, что в прошлом окажется, да еще в такой переломный момент истории.