К тому времени слава о мастерстве Буля разошлась по всему району. Она дошла и до работников птицефермы, и тогда они обратились за помощью к хозяину знаменитого фокстерьера.
…Приближалась весна. Седые туманы медленно съедали снега. С крыш падала первая капель. По ночам тишина полонила землю. На ферму мы прибыли в середине дня. Приближение весны здесь ощущалось по-своему. Тепло и солнце будоражили куриную кровь. Задрав головы, они ростились на разные голоса. А племенные петухи, опьяненные страстью, то хорохорились перед курами, то затевали драки или с шумом взлетали на насест и кричали во всю глотку.
Ознакомившись с обстановкой, на рассвете мы обошли территорию фермы с наружной стороны забора и наткнулись на несколько входных и выходных лисьих следов. На этот раз они проникли на ферму через отверстие в подворотне запасных ворот. На выходных следах зверей виднелись капельки крови и куриные перья, а это означало, что и сегодня лисицы ушли с добычей.
Отпечатки лисьих лап на выпавшем с вечера снегу были настолько свежими, что Буль был готов закричать от радости. Но такое удовольствие ему строго запрещалось. Однако предчувствуя скорую встречу с противником, он резво бежал на поводке по лыжне за хозяином. Установившийся на снегу наст хорошо держал собаку и лисиц.
Следы зверей шли то одной цепочкой, то расходились в три ровные стежки. В кустах у опушки березовой рощи звери задержались. Они позавтракали похищенными курицами, устроили брачные игры, и тогда мы поняли, что среди зверей есть самки и самцы. Потом лисья свадьба миновала березовую рощу и оказалась на краю глубокого оврага. Здесь следы зверей оборвались.
Эти места Ростислав Евграфович хорошо знал. Здесь с давних пор были жилые норы. Они имели хитроумные ходы и всякого рода разветвления, отнорки и запасные выходы. В них обитали лисицы и редко барсуки. Сюда звери скрывались от непогоды или от опасности. Самки устраивали в них гнезда, рожали и воспитывали молодое потомство. Тут в пору роста молодняка постоянно валялись птичьи перья и заячьи кости. Стоял тяжелый дух, чистоплотный барсук оставлял насиженное место и бежал прочь от неряшества лисиц. Сейчас, не дойдя до входа одного отнорка, звери поиграли, а утомившись отдохнули, оставив три уже подстывшие лежки. Дальше через овраг следов не было. Значит что-то заставило лисиц занориться, а может залечь в кустах на дневной отдых. Чтобы уточнить это при абсолютной тишине, мы кругом обошли подземное лисье жилище и не встретив выходных следов, поняли, что все три зверя занорились через один вход. Потом, как и в прошлый раз, Евграфыч указал мне место стрелковой позиции у старой одинокой осины, а сам, освободившись от заплечного мешка, снял с Буля ошейник с поводком и послал его по следу, уходившему к норе. Заливаясь отчаянным лаем фокстерьер тут же скрылся в ней.
Постоянно тягостны минуты ожидания, такими они оказались и на этот раз. Тем более я стоял, как дозорный на посту. Зорко наблюдал за норами и за всем, что происходило вокруг.
Поначалу все было тихо, только приглушенный лай Буля слышался из подземелья. Потом ритмично застучал лесной работяга — дятел. Он вел обработку больного дерева. Вдруг с противоположной стороны оврага зазвучала чья-то незатейливая песенка. Смотрю туда и диву даюсь. На ивовом кусте припудренном инеем, разместились снегири. Вскоре песенку ярко-красных красавцев заглушает чья-то нежная трель. Это желтогрудая синица приспособилась на осиновом сучке и славит неожиданно яркое солнце.
Так проходит еще несколько минут, давших мне возможность наблюдать пробуждение жизни от зимнего сна. Но вдруг приглушенный лай Буля послышался более внятно. Не делая резких движений, я держу на мушке выход из норы. Волнуюсь и представляю, как в подземельных катакомбах сражается один фокстерьер с тремя противниками. А тем временем голос собаки звучит настойчиво, и надо полагать, что вот-вот появится пышная красавица. Прошла еще минута, и вдруг из норы показалась лисья мордочка, а потом нехотя появилась вся она, намереваясь к бегству через овраг. Но в это мгновенье я посылаю выстрел, и зверь, падая на снег, уже мертвый, скатился на дно оврага. Вскоре выскочил Буль, бросился к лисице, слегка потрепал ее и убедившись, что лисица мертва, скрылся в норе.
Я стою неподвижно и опять слышу приглушенный лай фокстерьера.
Теперь он удаляется куда-то в другую сторону. Борьба продолжается еще минут пять и, наконец, из отнорка, что ближе к Евграфычу, пулей вылетает лисица. Она не задерживаясь, прыжками идет краем оврага. Но этот побег от смерти продолжался несколько секунд. Прозвучал выстрел, и мой напарник остановил зверя.