Из темного леса след зверей повел молодым сосняком, испещренным заячьими тропами. И сюда неспроста привела огненная красавица, она надеялась, что Песня соблазнится зайчишками и даст ей ускользнуть.
Но не тут-то было. Разве променяет Песня эту пышную красавицу на зайчишку! Дальше следы шли от отъема к отъему, от просеки к просеке, и казалось, что этой погоне не будет конца.
Сколько я прошел — не помню. Только скользящие лучи солнца говорили о второй половине зимнего дня. Наконец, я услышал сначала глухой, но потом все более внятный голос Песни. Лисица ходила на малых кругах, неоднократно пересекая редкую березовую рощу, опушенную инеем.
Спрятавшись на краю оврага за лапчатой низкой елью, я увидел, как вдали проплыла она, вся огненная и усталая. Из открытой пасти вырывалось тяжелое дыхание, и не было больше силы пуститься в далекий бег.
Неутомимая Песня с каждым мгновением сокращала расстояние. Казалось, что вот-вот она настигнет зверя, схватит и сомнет на снежной поляне.
Завершая смертный круг, зверь пошел оврагом, постепенно равняясь с лапчатой елью. Теперь он близко от меня. Я борюсь с волнением и, выцелив, бью. Лисица споткнулась, вытянула пожелтевший пушистый хвост, потом лязгнула челюстями и растянулась, оскалив зубы в бессильной злобе.
Байкал
Когда утром мы вышли из избы, то чуть не вскрикнули от изумления. Снег был диковинно белым… Из-за зубчатой стены леса расплывалась заря, и снег заискрился самоцветами, а окна деревенских изб вспыхнули красным полымем. И стыло безмолвие.
Но в этот раз недолго пришлось нам любоваться красотами зимнего утра. Вырвавшийся за околицу смычок гончих вскоре пробудил спавшую в стогу соломы лисицу и растревожил белый покой.
Начался гон — азартный и страстный.
В начале незнавшая еще устали лисица, шла резво и широко, далеко оставляя гнавшихся за ней собак и тогда голоса их звучали надрывным плачем, как бы прося о помощи. Но когда зверь сбавлял бег, и смычок быстро спел, заметно сокращая расстояние, лай обезумевших от страсти собак становился злобным, настойчивым. В такой момент мы забывали о возрасте, теряя рассудок, бегом напрямик спешили встретить лисицу…
В начале лисица ходила полевыми дорогами, но, почувствовав усталость и опасность погони, сунулась в мелкие перелески, а потом начала кружить в чернолесье. Я не раз перевидел ее рыжий, как пламя костра, мех, мелькавший через лесную просеку, но удачи не было. Наконец, утомившись, она пошла на узких кругах, и вскоре, в глубине заснеженного леса прозвучал выстрел…
На этот раз посчастливилось полковнику, и он, не скрывая радости, звал нас собраться «на крови».
Позволительно спросить, кто из охотников не вспоминает на привале случаи минувшей охоты? Такие вряд ли найдутся. Так было и с нами. Но когда все было сказано и пересказано, мы попросили полковника вспомнить что-либо из событий минувшей войны.
— Судьба не баловала меня, и за время войны мне не раз пришлось кочевать по госпиталям, а ведь там, среди раненых каких только историй не наслушаешься.
В одном из тыловых госпиталей мне пришлось повстречать молодого, но видавшего виды подполковника, который чуть было не расстался с жизнью на брянской земле. Похоже это был волевой человек. Звали его, кажется, Александром Ивановичем. Раненный осколками, первое время он не мог вставать. Но молодость и медицина сделали свое, и вскоре дела его пошли на поправку. Подполковник оказался моим соседом по койке. И с этого времени мы сделались ближе друг к другу. Делились пережитым чуть ли не со дня рождения.
Запомнился мне один его рассказ.
«Немцы противились нашему продвижению и порой создавали большие для нас трудности. Так, однажды часть, которой я командовал, получила задачу: выбить противника из села, расположенного вблизи лесного массива и до прихода наших войск удержать занятое село. После огневого налета мы заняли село, но удержать не смогли. Фашисты подтянули резервы и завязали ожесточенный бой. Нам пришлось отступать к лесу. Я с группой бойцов шел в арьергарде, прикрывая отступающих. Потери мы несли значительные, и все же казалось, что лес укроет нас от врага. Но немцы перенесли огонь орудий и минометов на лес, а в воздухе появились их самолеты и стали сбрасывать бомбы на отступающих. И вот здесь, уже в глубине леса, не то разрывом артиллерийского снаряда, не то бомбой были убиты несколько моих товарищей, а осколки прошили меня в нескольких местах. Я тут же потерял сознание и, что было потом, не знаю.