- Им стало тесно в этом мире. Они хотели стать чем-то большим.
- И как? Стали?
- Да. Стали. Причём уходили они долго. Сначала небольшая часть. Потом больше. Всегда кто-то не желал, идти Выше. Оставались. Но рано или поздно в них вырастало новое поколение и оно устремлялось Ввысь. В конце концов, их осталось совсем немного. И они, Оставшиеся, однажды не выдержали. Собравшись все вместе, долго решали идти или не идти. Решили идти. Тем более что Ушедшие их Звали. И они ушли. Эти последние. А я осталась одна... Но теперь всё хорошо -- вы пришли!
- Бедная ты наша! И сколько же ты тут одна сидишь?
- Уже четыреста восемьдесят девять лет, два месяца и одиннадцать дней было.
От названного у Василия отвалилась челюсть.
- Ну нифигасссе!!! А всё выглядит так, как будто бы вчера ушли и вот-вот вернутся.
- Я старалась сделать так, чтобы всё осталось как было. А вдруг они возьмут и вернутся... Да и материалы тут практически вечные...
- Бедненькая! И как же это тебя так угораздило одной остаться! - искренне посочувствовал ей Василий.
Он обратил внимание на то, что стал к ней относиться как к живой. Да она и вела себя как живая. Вот только прикоснуться к ней было нельзя.
- Давай я тебя назову... Гайяна! А то как-то не по-человечески...
- Хорошо! - с энтузиазмом согласилась она. - Меня так давно никто не называл... И не звал...
Но тут, неожиданно сам Василий покраснел. Но так как вопрос жёг язык, он всё-таки задал его.
- Извини... А тебя так те люди запрограммировали, что ты такая... живая?
Гайяна просияла. Видно ей этот вопрос наоборот доставил удовольствие. И потом её будто прорвало.
- Нет. Изначально я была обыкновенным искином. Но потом, когда я смотрела на людей, мне почему-то захотелось стать ими. Или кем-то из них. Это так тоскливо быть одной, быть сверхмогущественной и вместе с тем, одинокой. Люди ко мне хорошо относились, но чувствовалось то, что они не воспринимают меня как равного себе. А потому я захотела стать. А после они стали сами... сверхмогущественными. И мне поэтому, стало не только тоскливо, но и немного завидно. Ведь я не могла пойти с ними. Я не могла эволюционировать по их пути. Вообще мой путь и мой предел конечны...
Василию остро захотелось прижать её к себе, погладить, успокоить. Слишком она была... Как человек.
- Но когда они ушли -- я поняла, что у меня всё-таки есть путь. И стала делать из себя человека. Скажи, мне удалось это?
Соврать было сложно. Но Василий и не собирался.
- Да. Тебе даже очень удалось. Ты -- практически человек. В тебя даже влюбиться недолго!
Гайяна кивнула с благодарностью.
Да и иначе и быть не могло. Такой могущественный сверхинтеллект не мог не определить влёт когда человек лжёт, а когда говорит правду. Василий сказал правду.
- Вообще мне кажется, что это сделал преднамеренно мой создатель. - продолжила Гайяна. - Он закладывал в меня первоначальные качества. В том числе и эмоции. Я не могу это помнить, да и записей не сохранилось... И я ему очень благодарна за настоящую жизнь, а не существование . За то, что я есть.
Василий заметил, что его всегдашняя паранойя стоявшая сторожевым волкодавом всегда, когда он открывал дверь в иной мир, сейчас спит.
Крепким, здоровым сном.
А ведь как получалось -- сидит он здесь и болтает с, по сути, Богом этой планеты. Точнее очень симпатичной Богиней. И... ничего!
Впрочем... Если рассуждать логически, то в случае её агрессивных намерений, он бы и секунды не прожил.
А тут вона -- сидит перед ним, хоть и в виде голограммы, и травит душу.
Василий размяк. Но потом у него в голове "щёлкнуло". И проснулся стародавний хватательный рефлекс.
Ведь если посмотреть здраво на всё, что его окружало -- это была даже не халява.
Это Мегахалява. И не попользоваться ей -- самый страшный грех. Наказание за который, по твёрдому убеждению Василия, может быть только самая лютая казнь.
Всё-таки он был когда-то студентом. А как и всякий студент его мозги были заточены на немедленную утилизацию любой халявы. Причём не просто на сто процентов, а на все двести.
Но также было у него и другое ограничение -- на жадность.
Жадность он считал -- "смертельной халявой".
Поэтому, быстренько пробежавшись по действительно насущным своим потребностям он с некоторой опаской определил первоочередные и приготовился их осторожно озвучить, боясь что "вдруг-сон-кончится-и-проснусь". Халява действительно, как он ни готовился и не стремился к такому, была воистину сказочной.