В памяти людей остаются революции кровавые. А вот те, которые прошли тихо — о них помнят, но не воспринимают как революции.
Первое, что сделали Эсторские своей пропагандой, это сильно подорвали уверенность западных буржуа в том, что они всецело и всегда правы.
Теперь надо было делать следующий шаг. И Натин надеялась, что его сделает именно она.
Итак… Историки рыли архивы, старинные книги и рукописи.
А она занялась пристальным изучением того, что называлось гордым словом марксизм. Читать всё, что было издано — неэффективно. Прочитала «Капитал», Прочитала «Манифест». Тут же обнаружила, что теория явно неполная. Но за этой теорией чувствовался некий потенциал. Особенно тот, что явно поднимал людей на борьбу за свои права, за лучшую долю. Но вместе с тем, она чувствовала, что Маркс, будучи всё-таки учёным, не мог остановиться на том, что почитали как Библию его последователи. Он же сам говорил, что «марксизм не догма, а руководство к действию».
Подразумевалось, что теория должна развиваться и применяться в деле.
Пока что Натин видела в последователях только догматизм или жалкие потуги на развитие, которые вырождались быстро в тупейший ревизионизм. Причём ревизионизм с оправданием и возвеличиванием существующих порядков.
Пришлось ехать туда, где хранились труды Маркса. Изначальные. И говорить непосредственно с хранителями наследия. Поначалу, её не поняли. Не поняли, что она ищет. Но потом, где-то были таки откопаны «Экономические тетради» и другие труды Маркса, которые явно были развитием мысли, но остались неизвестны широкой публике.
Как только Натин ознакомилась с ними, то тут же поняла — это оно!
Пусть и непоследовательно, пусть недостаточно, но было видно, что Маркс был гораздо «менее марксистом» нежели сами современные марксисты. Но главное, что там было — мысли по поводу «азиатского способа производства» и русской революции. С точки зрения марксистов современных — крайне крамольные.
Потерев руки и отвалив денежку на скорейшее издание «Экономических тетрадей», того, что было нарыто, на их перевод на русский язык с последующим изданием русской версии, Натин с сознанием исполненного долга укатила.
Не подвели и профессора историки. Они таки выкопали. По их растерянным лицам было видно ясно. И ясно что откопали.
Сейчас они сидели все в кабинете того профессора, которого подрядила Натин. Подчинённые профессора сохраняли каменно-надменное выражение лица. Типа: мы исполнители. Мы всё сделали как надо. Ждём премии. Даже тяжёлая старинная мебель, которой уставлен был кабинет только подчёркивал эту монументальность мин присутствующих.
На Натин иногда бросались заинтересованные взгляды, но было видно, что её побаиваются. Сразу признали за лицо из Высоких. Теперь и тянутся как новобранцы перед сержантом.
В отличие от них, сам профессор пребывал в смятении.
Даже привычная манера среди германцев во время разговора смотреть прямо в зрачки собеседнику ныне его очень сильно напрягала. Не успокоили и традиционные ритуалы приветствия, комплиментов и всего того, что предшествуют светскому разговору. Но в том-то и дело, что разговор предстоял деловой. И он явно не знал с чего начать. Тем более перед такой особой. Явно из высшего света. Которой понадобилось вот это совершенно странное, для таких как она, исследование.
Натин скользнула взглядом по присутствующим, и по-хозяйски сложила руки на стол, приглашая взглядом начать отчёт. Профессор достал папку. Уже прошитую, проклеенную где надо. И остановился, видно не решаясь начать.
— Вы удивлены тому, что нашли? — слегка насмешливо спросила Натин у него поощряя к докладу.
Профессор смутился, замялся ибо слова в глотке застряли. Но справившись с собой он таки промямлил.
— Но это… Этого просто не может быть! Мы проверяли. Мы всё проверили… Мы не знаем…
— «Не может быть» потому, что считается общепринятым в обществе? — поддела его Натин.
— Мы не знаем, чем это вызвано. — наконец выдал профессор что-то более-менее связное.
— Дайте угадаю! — прищурившись бросила Натин. — Вы обнаружили, что при феодализме люди питались лучше, чем сейчас, при более прогрессивном строе.
Профессор набычился и покраснел.
Натин кивнула.
— У вас это вызвало… мнэ… когнитивный диссонанс, разрыв шаблона и вы впали в ступор. Ибо считается, что если строй более прогрессивный, то люди должны при нём жить лучше. Так?