Вышла из машины, которая влетела в огромный сугроб у защитного ограждения, села в снег коленями, набрала полную пригоршню, опустила в него лицо. Слез больше не было. Ничего не было. Пустота и оцепенение. Адов огонь внутри, лед снаружи.
Теплая ткань опустилась на плечи, мягкие руки нежно их сжали и помогли подняться… Филипп. Накинул на плечи свой пиджак и стал помогать подняться. С другой стороны подошел Василий Брановский, основатель школы экстремального вождения. Позже я узнаю, что охрана, увидев машину, которая посреди ночи гоняла по автодрому на бешеной скорости, набрала ему. По номерам авто он вычислил, что это была я. А так как дозвониться до меня было нельзя, он набрал Филу. Тот как раз сел в такси у ресторана и хотел было ехать ко мне домой, чтобы проверить как я. Тут же сменил маршрут и помчался сюда.
Уверенные руки крепко удерживали меня. Помогли дойти до машины и усадили на заднее сиденье. Дали попить воды и какую-то таблетку, которую принес Василий. Филипп сел рядом, Василий за руль. Доставили меня домой. Василий подниматься не стал. Филипп же провел меня до квартиры, помог найти теплую одежду, укрыл меня одеялом, чтобы я получше согрелась. И, пообещав заехать завтра, оставил меня..
Я уже проваливалась в сон, когда мне снова подумалось, что совсем не хочу просыпаться завтра. Жаль, что таблетку мне дали только одну. И название ее мне тоже не известно…
Есть ли жизнь на Марсе? Не знаю. Но я точно знаю, что ад на Земле есть…
Глава 35
Глава писалась под Asking Alexandria “Gone”
ЯНА
В ступоре и оцепенении пролежала два дня. В первый день заехал Филипп. Я очень не хотела открывать, но он настойчивый. Зашел, осмотрелся, сделал мне чай. Поболтали (точнее, болтал Филипп) о разном и он уехал. Чуть позже активизировалась Светка. Это Фил ей сообщил последние новости и попросил присмотреть. Ответила Светке, что все хорошо. Очень попросила не приезжать — хотела побыть одна.
Состояние свое описать было сложно. Пустота и какая-то безысходность. Точнее, невесомость. Вроде как летишь в пропасть, но никак не долетишь до конца. Уже бы долететь до дна и разбиться. Но нет — зависла в пространстве. Ни назад, ни вниз. И только леденящий душу ужас от этой бездны, которая разверзлась подо мной. И больше ничего. Ничего нет. Ничего не понятно. Ничего не хочется. Ничего…
На второй день Светка все-таки приехала. Привезла мне куриный бульон. Заставила выпить чашку. Ничего не спрашивала. Просто обняла меня крепко. И долго сидела так со мной, рассказывала разные новости и сплетни, истории и казусы из артистической жизни. Уехала, стребовав с меня ключи от квартиры «на всякий пожарный» и пообещав заехать завтра. А я снова осталась одна, в этой ледяной пустоте. Лежала на диване и смотрела в потолок. Закрыть глаза не могла, так как только закрою их, сразу же видела этих двоих. Снотворного у меня не было. А спать я не могла. На ночь переместилась в комнату Германа. У него стоял проектор звездного неба. Красиво так, с настоящими созвездиями. Лежала и смотрела на звезды, пытаясь угадать, которая из них моя и куда же она укажет мне путь. Ведь рано или поздно в какую-то сторону двигаться придется.
Потом снова вернулась на диван в гостиную. Помимо тупой боли и пустоты внутри, появилась еще и злость на саму себя… Ну надо же быть такой дурой, чтобы поверить в какую-то сказку. Возомнила себе невесть что, намечтала непонятно чего. Теперь вот расхлебывай.
На третий день анестезия от оледенения и оцепенения закончилась. Хотелось скулить от боли и грызть зубами подушку. Тонкие дорожки слез, которые теперь лились непрерывно, разъедали воспаленные от бессонницы глаза. Внутри тоже все горело огнем. И мне не удавалось найти себе место и положение, чтобы стало полегче.
А еще приехал Глеб. Я, как обычно, не хотела открывать, клялась, что все в порядке. Но он сказал, что вызовет МЧС и взломает дверь… Пришлось впустить. Открыла дверь вернулась в гостиную, легла на диван лицом к стене. Глеб сел в кресло недалеко.
— Я даже не спрашиваю как ты. Поверь, я очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь. Заехал убедиться, что не наделаешь глупостей.
— Не волнуйся. Не буду. Просто надо время, чтобы усвоить урок.
В это время послышался звук открывающейся двери и звонкий голос моей подруги:
— Янчик, это я! Ох, и гололед на улице! Радость для травматологов! Скользота такая, что ужас! А скользкий тротуар, как говорится, напрочь убивает культуру речи! Как ты сегодня, родная моя?…А ты что здесь делаешь?