— Семёныч, а что значит "с той вазочкой, и потом ещё вечером"? Что "ещё"?
Переход на "ты" старика не смутил. Кажется, сломанная спичка связала их с Ромкой гораздо теснее, чем если бы взялись пить на брудершафт. И "рентгеновский" тёмный взгляд стал почти привычным. Вздрогнул Семёныч по другой причине. Не представлял он, как говорить о некоторых вещах вслух. Тем более, объяснять. Однако почуял: промолчать, соврать, отшутиться — немыслимо. Это исказит или вовсе уничтожит узор, который они едва начали плести вместе. "Если хочу учить Ромку, должен ответить правдиво и точно".
— Что ещё? А колдовал до ночи. Как бы тебе поточнее объяснить...
— Может, просто расскажешь, что делал?
"Вот оно!" — Семёныча осенило. Учить он никогда не умел, объяснять терпеть не мог, зато рассказывать умел и любил. Историями его многие заслушивались. Воскресил в памяти вчерашние похождения и принялся живописать их: во всех подробностях, какие виделись важными, пока шёл по вечернему городу, делая странные вещи. Наградой рассказчику был неотрывный взгляд чёрных глаз, кажется, чуть расширенных от удивления:
— А ловко ты, человече, картинки показываешь. Кто бы подумал... Ты кино снимать не пробовал?
— Что?
— А, не важно. Потом. Слушай, а зачем ты всё это делал? Можешь сказать?
"Снявши голову, по волосам не плачут, а самый короткий путь между точками — прямая", — подумал Семёныч:
— Я хотел перестать бояться твоего тёмного колдовства.
— Ну и как? Успешно? Проверим?
Шальная, азартная улыбка. Тень за Ромкиной спиной вдруг налилась чернотой, хищно зашевелилась. Парень вскинул руки ладонями вверх, из них хлынул уже знакомый тёмный туман, на этот раз густой, плотный, словно облака сажи. Заклубился, окружил человека тесным коконом, подступил к лицу. Старик почти перестал видеть родные стены лаборатории, даже яркую лампу над столом. Мелькнула мысль: "Лучше надышаться фосгена с ипритом, захлебнуться гнилой болотной водой, чем впустить в себя это". Жуть сдавила сердце. Семёныч был близок к панике, однако нашёл, что противопоставить тёмной стихии. Как-то исхитрился окружить себя защитной пеленой, будто скафандром. Тут же почуял: защита слабая, хрупкая. Тёмное, если навалится, сметёт мигом. А не подержав в руках кувшинчик — Ромкой же дарёный — старик и того бы не смог. "Ёж твою двадцать! Да оно не нападает, даже не старается напугать по-настоящему. Просто играет мускулами, показывает силу!"
— Ром, перестань издеваться над стариком. Ты крут. Думаю, захотел бы, сожрал меня на ужин, даже не запачкав костюма. Однако пришёл учиться ко мне, а не наоборот. Вот и веди себя прилично. Умеешь ведь!
Ромка сделал красивый, стремительный пасс, и комната мигом очистилась от чёрного тумана. Ухмыльнулся довольно, и столько обаяния было на этой шкодной физиономии, что Семёныч даже не нашёл сил злиться за неприятную выходку. Только вздохнул:
— Ох, намаюсь я с тобой, чертяка! И откуда ты такой вылез?
Ученик не ответил, сочтя вопрос риторическим. Чуть помолчал, снова прожёг "рентгеновским" взглядом и спросил:
— Семёныч, а сам-то ты как думаешь: помогло тебе вчерашнее колдовство?
— Помогло.
— Но ты ведь испугался.
— Испугался, да. Но без паники.
— Ты и раньше в неё не впадал.
— Но совладать со страхом было гораздо труднее.
— Допустим, без зелёной энергии ты совсем не мог защищаться. Теперь можешь, вот и осмелел.
— Да какая там защита — слёзы!
— Тебя кто-то когда-то учил её правильно строить? Может, одна такая зеленоглазая красавица, блондинка?
Фотограф чуть не рявкнул: "Тебя, щенок, не касается!" Но давеча сам думал поговорить с Ромкой о Люде, Вадиме и рыжих убийцах, о некоторых других странных историях и личностях. Просто не дозрел пока. Строго посмотрел в наглые, азартно прищуренные чёрные глазища.
— Ром, зарываешься! Осади. А защиту строить никто меня не учил. Сам слепил. Не понял, как, лишь бы работала.
— Правда, сам. Не врёшь. Хотя блондинка-то была. А, Семёныч? Как её звали? Людмила?
— Ром, имей в виду, я очень не люблю допросов. Чего докопался?
— Да просто хочу убедиться, что ты действительно переплетаешь судьбу, а не треплешься и не маешься дурью.
Семёныч кое-что смекнул. Тихонько фыркнул: