— Ты что делаешь, холера египетская? У меня гейс, не носить красных головных уборов! — ждал, спросит, что такое "гейс", но дочка археолога слово знала.
— А что будет, если нарушишь? Помрёшь?
— Нет. Но стану тупой-тупой и вечно пьяный.
— Как Васька-шофёр?
— Хуже, — Ромига вспомнил обитателей Южного Форта и попытался скроить такую же рожу.
— Ой, ужас какой. Прости!
Убежала. Через двадцать минут вернулась:
— На.
Большой квадрат белого шёлка в чёрных разводах и зигзагах. Можно подумать, автору узорчика издали показали "навские эскизы", и он попытался изобразить что-то похожее. Ромига поморщился, вспомнив недавно слышанный в общаге анекдот про Штирлица с парашютом.
— Что это?
— Платок.
— Зачем?
— Повязать на голову. По-пиратски или по-арабски. Тебе пойдёт.
Нав наглядно вообразил себе эту картину. Ладно, был бы платок чёрным, синим или серым...
— Ириска, честное слово, я тебя сейчас придушу!
— Тогда я стану приведением и буду тебе мстить. Донимать круглые сутки, без перерывов на сон, еду, учёбу.
— А вдруг я умею испепелять привидения? — оскалился почти всерьёз, но девчонке — хоть бы хны. Рассмеялась и тут же сменила тон на серьёзный, копируя кого-то из взрослых:
— Имей в виду, со здешним солнцем шутки плохи! Не дури, удар хватит! Правда!
Роману Чернову, да, было бы худо. Нав криво ухмыльнулся, взял платок и повязал, как во время оно — некоторые знакомые пираты. И выражение лица изобразил соответствующее, резко выпрямляясь во весь рост и нависая над девчонкой. С трудом удержался от того, чтобы мороком нарисовать себе прочий пиратский антураж. Но Ириске и так хватило: шарахнулась, запнулась, полетела кубарем. Тихонько взвыла, приложившись коленкой о камень...
Ромиге не нужно было долго смотреть, чтобы оценить размер и глубину ссадины. Для челы — неприятно, может даже шрам остаться. Досадливо поморщился, ожидая рёва, а возможно, объяснений потом с папой профессором. Но девчонка сердито зыркнула на студента, показавшегося ей на миг невесть кем, пару раз всхлипнула и принялась деловито зализывать болячку. То есть, плевать на ладошку и размазывать по ноге кровь пополам с известковой пылью.
Встала, сделала пару шагов, стараясь не хромать. Получалось плохо: побледнела от боли, ссадина продолжала сильно кровоточить. Ириска пошарила в карманах шортиков, извлекла на свет микроскопический девчачий платочек в кружавчиках, пыльный и мятый. Примерилась, как бы половчее завязать им коленку.
— Стоп! Так дело не пойдёт, — Ромига для виду тоже порылся в кармане, материализуя стандартный перевязочный пакет.
Усадил недотёпу и быстро забинтовал ей ногу. Попутно позаботился о том, чтобы ранка поменьше болела и не загноилась. Мог бы вылечить совсем, да Роману Чернову не положено уметь такое. Но всё равно услышал:
— Ром, спасибо! У тебя руки волшебные... Можно я тут ещё немножко посижу и пойду?
Наву на миг стало неловко: "Затиранил человскую мелочь! Впрочем, ничего страшного с ней не произошло. А сейчас совсем утешится". У Ромиги была с собой планшетка с приличным запасом чистых листов и разноцветными карандашами. Сунул в руки, сказал:
— На тебе утешительный приз: сиди и рисуй. И не отвлекай меня!
Вернулся к остаткам сосуда-артефакта. Полчаса напряжённой работы, со стороны Ириски — тишина. Закончил, оглянулся. Девчонка вцепилась в планшетку и вдохновенно, старательно, аж кончик языка высунула, водила карандашом по бумаге. Нав встал, подошёл, заглянул...
С листа на него смотрел злобный и очень убедительный пират. С натуры Ириска, как ни странно, рисовала хуже. А тут дала волю воображению — и практически точно воспроизвела всё, что Ромига хотел, да не стал изображать мороком.
— Это кто?
— Это... Ну... Кого я испугалась. Как если бы ты на самом деле был пиратом.
Ромига присвистнул. Тут же просканировал пигалицу на предмет магических способностей: быстро и очень аккуратно, чтобы снова не напугать. Средне человский, почти нулевой уровень. Маловато для настоящего провидческого дара, однако спонтанные, разовые прозрения бывают у таких разумных.
— Молодец! Будешь продолжать в том же духе, может стать очень хорошим, интересным художником.