В следующий раз профессорская дочка удивила нава тем же летом, когда он после практики поехал в организованную Старостиным экспедицию в Южное Приуралье.
Роман — не самое распространённое среди челов имя. Однако игра вероятностей свела в небольшом коллективе аж четверых тёзок. Мало того, один носил фамилию Ромашко, у второго было старое "погоняло" Рысак. Ещё двоим тут же, по пути от районного центра к месту раскопок, начали сочинять прозвища на "р". Устроили настоящий "мозговой штурм", лишь бы скоротать несколько часов тряского и пыльного безделья в кузове ползущей по степным просёлкам машины. Нав собирался послушать-послушать, потом заявить: мол, кто как хочет, а он из принципа будет отзываться только на Романа. Ириска, подпрыгивая на сиденье напротив, звонко выкрикивала:
— Робин, Ромул, Ромалэ, Ромми, Ромига...
Вероятно, на долю секунды он не уследил за выражением лица. Указательный пальчик с обкусанным ногтем уставился ему в грудь:
— Точно! Ты — Ромига, и не вздумай отнекиваться! Так и будешь ходить до конца сезона! Ро-ми-га! — звонко повторила по слогам, чтобы все запомнили.
Нав сердито фыркнул, но тут же рассмеялся, решив, что так — к лучшему. Если кто-то сдуру при челах назовёт его настоящим именем, можно помянуть эту экспедицию, и всё. "Прозвище" прилипло накрепко, прожило до конца сезона, потом тихо отвалилось.
До тех пор, пока Ириска не затеяла делать комикс про похождения его двойника. Рисованный Ромига носил чёрную одежду, подозрительно похожую на комбинезон гарки, но с накинутым поверх плащом. Ловко управлялся с двумя катанами, держа их не по-навски: обе — прямым хватом. Находил себе приключения в каких-то престранных местах. С разноцветных небес там светило разное количество солнц. Аборигены, жилища и растительность выглядели более чем экзотично. Поначалу Ириска заимствовала антураж из фантастических фильмов, которые обожала смотреть. Услышав в школе, что плагиат — зло, маленькая художница принялась сплавлять "творческие источники" между собой и с плодами собственного воображения. Изобретательность и мастерство неуклонно росли, рисованная история становилась всё более интересной. Ромига ждал, когда автору надоест держать своё творение в тайне, но уже много лет оставался единственным зрителем.
Один рисунок маленькой художницы таки украсил стену навского жилища, где отродясь не водилось дырок в обоях. Ромига помнил его в деталях, достаточно закрыть глаза. Хотя, вроде, ничего особенного, и далековато от ценимого навами совершенства исполнения.
Тушью, акварелью, цветными карандашами по обычному альбомному листу. На этот раз никаких разноцветных небес, многих лун и солнц. Всё вроде очень по-земному. На цветущем зелёном лугу, под лазоревым небом с единственным золотым солнышком сидит, скрестив ноги, парень в чёрном. Рядом валяется тощий рюкзачок. Из-за плеч торчат рукояти катан. Растрёпанные ветром волосы почти скрыли склонённое лицо. Резко очерченный подбородок, намёк на улыбку, впалая щека, просверк чёрного глаза сквозь пряди. Вполне узнаваемо, хотя Ромига таким лохматым отродясь не ходил. А вокруг парня порхают разноцветные бабочки. Одна, яркая, оранжево-зелёная, присела на протянутую ладонь...
Ириска тогда спросила:
— Нравится? Кажется, у меня нарисовалось начало новой главы.
Ромига долго смотрел, стараясь уловить, что за струнки цепляет в нём немудрёная картинка:
— Грустно как-то. Что ты на этот раз нагадала моему двойнику? А, Ириска?
— Грустно? Почему?
Она видела солнечный луг, да что там, сама была одной из этих разноцветных бабочек. Он видел чужеродность нарисованного чёрного этому яркому, цветному миру. Его силу, упорство и усталость. Уже не здоровую, голодную худобу, долгий путь за спиной одинокой фигурки.
— "Понадёжнее было бы рук твоих кольцо, покороче б, наверное, дорога мне легла", — промурлыкал тихонько, чтобы поменьше фальшивить. Сам не понял, к чему. Эту песню пели в экспедициях, но она ему никогда не нравилась. Бессмысленные человские страсти в клочья. А тут вдруг всплыла...
Глаза в глаза: чёрный прищур — широко распахнутые зелёно-карие плошки:
— Ром, так ведь и надо! Чего хорошего в короткой дороге? Дорога должна быть длинной, а жизнь — ещё длиннее. Только чтобы куда не пойдёшь, носил в сердце память о доме. А дома помнили, ждали и обязательно дождались.
Ромига вздрогнул, как она это сказала. Попросил подарить рисунок. Часто смотрел на него, вспоминая тот разговор...