Почему Эльвен Гард нападал на них четыре раза?
Почему... Нет, стоп.
— Почему... прежний король остановился... на восьми попытках?
Стоило попробовать порассуждать от обратного.
Не «почему он бросал Союзу вызов целых восемь раз», а «почему он вдруг перестал бросать вызов».
До тех пор пока не понадобилось поставить на кон замок, он не рисковал ничем ценным. Почему он не остановился на семи попытках или не продолжил играть дальше? Почему именно восемь раз?
У Соры была одна догадка:
— А что, если прошлый король не забывал сыгранные партии?
Сора снова достал карту и принялся внимательно ее изучать. Он всматривался в линии государственных границ, которые изменились с годами, и искал какие-нибудь подтверждения своей гипотезы.
Эта догадка представлялась очень сомнительной, но обдумать ее все-таки стоило.
Главных вопросов тут было два.
Первый: как королю удалось сохранить воспоминания?
И второй...
Но тут его размышления прервала Джибрил.
— Хозяин... Вы, конечно, с иманити одной крови... — осторожно начала она.
— Что? Ты к чему это? — Сора отвлекся от своих размышлений и повернулся к Джибрил.
— К тому, что в отличие от вас другие иманити не обдумывают так тщательно каждое свое действие.
Джибрил намекала, что не стоит пытаться оправдать логикой действия предыдущего короля, в которых, по ее мнению, вовсе не было никакого скрытого смысла. Перечить хозяину она не хотела, но, как верный слуга, постаралась осторожно указать ему на неправоту.
Но Сора с ней не согласился:
— Все — нет, но некоторые все же обдумывают. И, как правило, их замыслы никто не понимает, — он перевел взгляд на данные на планшетнике. — И это моя обязанность — разгадать их.
Джибрил не ответила, но Сора догадывался, о чем она подумала.
— Говори, Джибрил, не стесняйся. Хочешь спросить, как я могу верить в мелочных, беспомощных, жалких существ, которые мало чем отличаются в ваших глазах от диких зверей?
— Нет, что вы...
Но правда была в том, что именно это и пришло ей в голову. Чего бы там ни пытался добиться прежний король, он все равно был обычным иманити. Пусть формально новые хозяева Джибрил тоже являлись иманити, в ее глазах они были не представителями низшей расы, а неведомыми существами, которые опровергли все ее представления о мире, потому она и согласилась им служить.
Сора продолжал:
— Ответ на этот вопрос прост: в людей я не верю.
— А?..
Что Джибрил, что Стеф, слушавшая под дверью, не поверили своим ушам.
— Если ты думаешь, что люди нашего родного мира чем-то отличаются от здешних иманити, то ошибаешься. Люди везде одинаково безнадежны, примитивны и глупы. Включая и меня самого, конечно же, — горько усмехнулся Сора.
При воспоминаниях о прежнем мире на его лице отразилось отвращение. Мир, опутанный оптоволокном, созданный с помощью всех достижений цивилизации, и он же — мир, сжавшийся до пределов крошечной комнаты.
Его захлестнуло потоками воспоминаний, и все они демонстрировали лишь неизмеримую человеческую глупость.
— Люди — мерзкие твари. Что в том, что в этом мире, — зло бросил Сора.
Стеф сжала ключ на своей груди, который оставил ей дед.
«Такому, как Сора, его ни за что нельзя доверить», — решила она. И собралась уже тихонько уйти, как Сора вдруг добавил:
— Но я верю в их возможности.
Стеф, услышав это, замерла.
Сора приглашающе похлопал ладонью по полу, и Джибрил послушно уселась рядом.
— А основание моей вере — вот, — сказал он, поглаживая по голове спящую у него на коленях Сиро. Та, впитав в себя за этот день огромное количество информации, теперь спала, восстанавливая силы. — Если бы среди людей были одни лишь бездарности вроде меня, я бы уже давно повесился от отчаяния...
Когда Сора это произносил, выражение его лица разительно отличалось от того, что было мгновение назад. С надеждой и тоской всматриваясь в бледное лицо сестры, он сказал:
— Есть в мире такие люди... Рожденные как раз от той самой мелочности и глупости, которую ты в нас видишь в первую очередь. Но они при этом — гении, способные соперничать с богами. Воплощения всех наших возможностей, надежд и желаний.
Джибрил не нашлась, что ответить на это.
— Сам я обычный дурак, — усмехнулся Сора. — А дурак дурака видит издалека. Весь мир ими кишит, аж тошно. Но вот она совсем другая...
Он снова погладил сестру по волосам.
— Мы познакомились восемь лет назад, — Сора так хорошо помнил тот день, словно это было вчера. — Ей тогда три года было. Знаешь, что она сказала, когда узнала, как меня зовут? «И правда Пустой»[14].
14
Японские слова «сора» (небо) и «кара» (пустота) записываются одним и тем же иероглифом, он есть как в имени Соры, так и в слове «пробел».