— Глупое животное, чуть не выдало меня! — крикнул он в гневе, ударив собаку в грудь кинжалом. — Теперь поверят, что ты взбесилась! — пробормотал он, глядя на убитую собаку. — Никто не подумает, что тебя тоже отравил канаима!
И он взглянул в сторону Лигурии, которая резко выделялась при лунном свете от саванны. «Нет, — прошептал он, — туда я сегодня не пойду. Пусть судьба свершится!»
С поникшей головой медленно подошел он к своему дому. Там было все тихо, только караиб сидел перед дверью, поджидая своего господина. Кастанеда молча прошел в свою спальню… Но в эту ночь не мог сомкнуть глаз.
В золотоносном ущелье
Весть о гибели собаки быстро разнеслась по Королевскому двору и глаза индейцев заблестели радостью.
— Господин сам убил ее! — говорил стройный юноша, многозначительно кивая другому. — Теперь наши следы исчезнут в траве. Кто будет стеречь его, когда он заснет или станет искать золото? Теперь он не опасен, а в лесу будет беспомощен как ребенок. Настает час мести!
Так шептал стройный юноша, идя с другим очищать под пашню часть леса на опушке саванны.
Кастанеда также вышел из дома рано утром, он направился в Лигурию, но шел так медленно, как будто ноги его были налиты свинцом. Время от времени он посматривал на усадьбу. Там было все еще тихо и ставни были закрыты, хотя Маркена вставал обыкновенно до восхода солнца.
Кастанеда не мог в эту ночь спать на своей постели, ему казалось, что ядовитая пыль поднималась с подушек и душила его. Спал ли Маркена на своей постели? О, то была адская постель, какую только дьяволы готовят грешникам! Кастанеда задрожал всем телом.
«Но кто думает о смерти и аде, когда солнце смотрит так ласково? Думай лучше о золотых рудах, Кастанеда, — говорил он сам себе. — Все эти сокровища принадлежат тебе одному! Думай о радостях, ожидающих тебя в Кастилии!»
Но мысли его невольно стремились в Лигурию. Он снова взглянул в сторону усадьбы, до которой было уже недалеко. Ара стояла на веранде.
«Неужели он уже умер? Нет, так быстро этот яд, кажется, не действует?»
Еще сотня тяжелых шагов и Кастанеда стоял перед ступеньками веранды. В присутствии Ары он опять вполне овладел собой и беспечно спросил:
— Где твой господин, Ара? Он еще спит?
— Да, спит, — тихо ответила индеанка, — и я не хочу будить его; он провел скверную ночь и сильно страдал, но теперь он утих… Приходи позже.
Кастанеда потупил глаза и не видел, с каким презрением, с какой язвительной насмешкой и ненавистью индеанка смотрела на него.
«Он утих… он умрет!» — отозвалось мрачно в его душе и он не захотел входить.
— Хорошо, Ара. Я зайду потом, желаю ему поправится, — сказал он и пошел домой.
«Он умирает. Яд канаимы действует наверняка и в таком количестве должен устроить смерть». Но Кастанеда не хотел видеть его умирающим.
Что ему сегодня делать? Оставаться в своей усадьбе? Но Маркена может позвать его к себе! Нет, этого он не хотел! К чему? Пусть он один умирает! Итак, прочь из Королевского двора, подальше от людей, в дикий лес, в прелестную долину, к блестящему золоту!
И снарядившись так же, как накануне, Кастанеда скрылся в густом тропическом лесу. Индейцы, занятые невдалеке распашкой земли, поклонились ему, но он не удостоил их ответом. Только войдя в лес, он машинально оглянулся: глаза его искали верного спутника Бецерилло.
Он вздохнул и пошел дальше. Теперь он хорошо знал дорогу и не нуждался в проводнике. Вчера Каллинаго предостерег его от индейцев, но он вчера же в зародыше задушил возмущение.
Но как медленно шел сегодня Кастанеда! Время от времени он должен был сам себя ободрять и торопить.
Но вот он наконец у обрыва золотоносного ущелья. Машинально привязал он веревку к дереву, надел на себя суму с хлебом и спустился в ущелье. Так же машинально взял он долото и молоток и подошел к каменной стене, но, почувствовав усталость, присел отдохнуть. Солнце проникало в ущелье только после полудня и пока еще в нем не было особенно жарко.
Губы Кастанеды были сухи. Он взял фляжку с водой, висевшую у него сбоку и выпил глоток. Затем он стал есть хлеб из кассавы и вспомнил о вечере, когда Маркена впервые подал ему этот хлеб на тарелке.
Опять этот Маркена! Кончились ли его страдания? Конечно! Но ведь Кастанеда сделал все это из-за золота, которое лежало теперь перед ним. «Будем же работать!» — говорил он себе. «Работа! Работа! — раздавались у него в ушах слова его отца: — это величайшее благо для человека. Работая, будешь весел, работая, будешь счастлив». Кастанеда схватил стамеску и молоток и принялся за работу. Куски камня трескались и крошились под его ударами. Там и сям блистала золотая руда. О, эти золотые куски были больше тех, которые он видел у Маркены; но сегодня они не радовали его. Напротив, он поднимал вверх молоток, но не ударял им и стоял точно окаменелый в каком-то раздумье.