Закончив фотографирование и киносъемку, вернулся обратно в охотничий домик. В море чисто, с севера идет крупная зыбь, около мыса шумит сильный прибой. Очевидно льдов нет на значительном пространстве. На мятых льдинах между островами зверя совершенно не видно, лаже нерпы куда-то скрылись. Однако Журавлев решил еще пожить здесь 2–3 дня. «Охотника час кормит», утверждает он — и не без основания. Я же, отдохнув и напившись чаю, пошел обратно домой, по пути осматривая обнажения и собирая образцы. На базу пришел уже ночью, обремененный обильным количеством каменного материала, так как во многих местах в береговых обрывах в известняках нашлась богатая фауна, преимущественно кораллов и строматопор.
Припай и здесь, у дома постепенно обламывается. Сейчас его ширина не превышает 4–5 километров. Дальше — открытое море.
Из Ленинграда от Института Севера, теперь переименованного в Арктический ииститут, получено сообщение, что суда «Русанов» и «Сибиряков» выходят из Архангельска 26-го. «Русанов» доставит сюда смену и запас продовольствия, затем заберет нас и пойдет к мысу Челюскина для постройки там полярной станции. Начальником на судне Р. Л. Самойлович.
«Сибиряков» под начальством О. Ю. Шмидта намерен пройти сквозным путем во Владивосток в одну навигацию, то есть проделать то, что до сих пор никому еще не удавалось. По пути «Сибиряков» зайдет к нам, а затем пройдет одним из проливов в море Лаптевых, пополнится в устьи реки Лены в бухте Тикси углем, откуда уже двинется на прямую до Берингова пролива.
Журавлев вернулся через три дня. Больше ничего он не видел, даже нерп. В море льда, по его словам, нет попрежнему, хотя прижимные северные ветры дуют уже много дней подряд. Сергей полагает, что к северу от Голомянного есть еще нам неизвестные острова, которые и задерживают подгоняемые ветром ледяные поля. Иначе трудно представить, куда делись льды Арктики.
Пасмурно, временами туман, ветер сменился на южный. От кромки припая против дома доносится рев морского прибоя. Если такая погода простоит 2–3 дня, припай у нас разломает полностью.
Сегодня была интересная киносъемка. Ушаков увидел у дома на припае медведя, пригласил Журавлева, и они вдвоем вместе с собаками быстро его окружили. Слегка раненый зверь, опасаясь от преследования, залез в небольшую полынью, где и отсиживался. Меня об этом оповестили, и я примчался, вооруженный кинамо и несколькими кассетами. Медведь, довольно почтенных размеров, плавал в проруби, по временам нырял, отфыркивался и злобно шипел на окружавших собак. Впереди всех суетился, конечно, Ошкуй. Когда зверь нырял, ом даже совал голову в воду, чтобы узнать, куда вдруг исчез медведь. После фотографирования плавающего и ныряющего зверя решили вызвать его из воды, чтобы снять на льду во всей красе. Но сделать это оказалось не так-то просто. Чувствуя опасность, медведь никак не хотел вылезать. Тогда мы начали бомбардировать его снегом и осколками льда. Одна из глыб, удачно брошенная Ушаковым, попала зверю прямо в нос, это очевидно вывело его из себя, и он полез на лед. Метрах в шести стоял, снимая, я, а по бокам с винтовками наготове — мои товарищи. В момент, когда медведь уже вылез на половину, кончился завод пружины автомата. Пока я ее закручивал снова, зверь уже почти вылез, так что этот отрезок охоты из съемки выпал.
Когда аппарат заработал снова, медведь выкарабкался, отряхнулся от воды и кинулся на нас. Едва ли, впрочем, у него были агрессивные намерения. Скорее всего тут виною были собаки, наседавшие сзади. Мы же стояли неподвижно и потому казались менее опасными. Впрочем, каковы были истинные медвежьи намерения, выяснять было некогда. Когда зверь был уже в 2–3 шагах от меня, поднялась с обеих сторон поспешная стрельба, медведь кувырнулся мертвый и подкатился под ноги, так что пришлось посторониться. Все это произошло, как потом было видно по киноленте, в несколько секунд, мне же, снимавшему, показалось, что вся эта процедура длилась довольно долго, не меньше минуты.
Потом товарищи смеялись, что во время завода пружины, когда медведь вылезал, я кричал ему «постой, постой, подожди минутку», но, возможно, это они просто подтрунивали над моими киноувлечениями.
Ночью южный ветер сменился на северный, взломанный прибоем лед припая стало разводить и постепенно выносить в море. К утру осталась лишь прибрежная полоса километра в полтора шириною. Дальше чисто. Днем ветер дошел до силы шторма. Припай оторвало по приливной трещине и унесло.