— Американцы развязали едва ли не все войны на земле, — продолжал Скуратовский, а Зайцев подумал: — Америка, вроде бы, ни одной значительной войны первой не начинала?
Наконец, Иван почувствовал, как его охватывает раздражение. — Товарищ майор, — перебил он Скуратовского, воспользовавшись паузой, которую тот сделал. — Зачем вы мне все это говорите?
— Как зачем? Разве вам это неинтересно?
— Но ведь я же не дурачок?
— А я вас таким и не считаю!
— Тогда перейдем к делу, — предложил Зайцев. — Коль скоро вы меня сюда пригласили, то давайте поговорим по существу!
Скуратовский пристально уставился на Ивана. И тот, в свою очередь, с любопытством разглядывал «бойца невидимого фронта».
Круглолицый, низенький. Лицом смугловатый с некоторыми восточными чертами. Глаза, несмотря на скрывающие их темные очки, большие и выразительные, вероятно, серые.
— Я хотел бы предложить вам сотрудничать с нами в деле выявления антисоветски мыслящих врагов! — сказал вдруг решительно майор. — Как вы считаете, есть ли у нас здесь враги?
Иван вспомнил об издевательствах, которым он подвергался со стороны товарищей по учебному батальону и латышей хозподразделения. Молнией пронеслась перед ним та страшная ночь в карауле, когда он едва не наложил на себя руки и был спасен чудесным сном. — Ненавижу подонков, не прощу! — твердо решил он про себя.
— Ну, что, товарищ Зайцев? — с нетерпением пробормотал оперуполномоченный.
— Так точно, товарищ майор! — ответил Иван. — Враги у нас повсюду! Меня не нужно в этом убеждать! Вот почему я вас перебил, извините! Я готов выявлять врагов всегда и всюду. Поэтому полностью принимаю ваше предложение. Я буду добровольно и даже с радостью информировать вас обо всем!
Скуратовский встал, вышел из-за стола и, задумавшись, остановился возле одежного шкафа. — Очень приятно, — сказал он, — что нам удалось найти общий язык! Вдвойне отрадно, что вы добровольно берете на себя столь высокую ответственность…Как хорошо, что есть еще в нашей стране такие порядочные и патриотичные люди!
Далее майор перешел к делу. Достав из стопки бумаг, лежавших перед ним, чистый лист, он протянул его Зайцеву. — Вот, пишите под мою диктовку… — Зайцев вытащил свою чернильную ручку. — В Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР от гражданина Зайцева Ивана Владимировича…Так, а теперь посредине листа. Вот так! Я, Зайцев Иван Владимирович, обязуюсь сотрудничать с КГБ в деле выявления врагов Советского государства и всех тех, кто подрывает основы Советского общества. Новое предложение. Так. Подписываться буду в дальнейшем псевдонимом…Какой бы ты хотел псевдоним?
Зайцев поднял голову: — Псевдоним?
— Да, так у нас принято! — кивнул головой Скуратовский.
— Ну, пусть будет «Владимиров»!
— Так и пишите: — «Владимиров». А теперь поставьте число и подлинную подпись.
Зайцев расписался.
— Ну, вот на сегодня и все! — с удовлетворением отметил Владимир Андреевич и полез рукой в боковой карман, доставая маленький календарь. — Условимся же о следующей встрече. Вот если в следующий вторник в это же время?
Зайцев глянул на часы: — В пятнадцать ноль-ноль, товарищ майор?
— Да.
— Я обязательно приду!
— Ну, что ж, до свидания! Рад был с вами познакомиться! — И майор протянул Зайцеву маленькую горячую ладонь.
Г Л А В А 23
Н О В А Я В С Т Р Е Ч А
Наступил ноябрь. По утрам было холодно. На зарядку бегали уже в нижних рубашках. Однако днем светило солнце, нагревавшее воздух и землю, и, казалось, грядущая зима отступала. А вообще тот ноябрь был необычный. Ни привычной холодной сырости, ни снега. Лишь голые деревья да утренний иней свидетельствовали о поздней осени.
Зайцев часто после напряженной работы выходил из штаба на улицу и бродил по свежему воздуху, разгоняя усталость. Не раз он думал о том, как удивительно устроена природа. За всю прошедшую жизнь ему ни разу не доводилось видеть такой прекрасной, теплой и сухой осени. И вот стоило только попасть в армию, как, пожалуйста, установилась погода, о какой можно было только мечтать!
— В армии проходят лучшие годы и в возрастном, и в погодном отношении! — мысленно сокрушался он. — Вот вернусь домой, и все пойдет по-другому. Прошедшего не вернешь!
Но не только в этом смысле невозможно было вернуть прошлое. Зайцев еще до конца не понял и не прочувствовал, какой бестолковый и даже безумный шаг сделал он, согласившись сотрудничать с «охранкой»! Житейская неопытность и злоба на товарищей, которые из-за своей подлости были, безусловно, достойны самой суровой кары, привели его в стан еще более циничных и жестоких людей. Иногда Ивана одолевали мысли, противные его действиям. — Чем же я отличаюсь тогда от своих товарищей, — думал он, — если отвечаю на подлость подлостью, на хихиканье и клевету за своей спиной — доносами? Но все сметала ярость. Воспоминания о пережитых издевательствах заглушали угрызения совести. Зайцев не осознавал и того, что, согласившись на сотрудничество с «особым отделом», он влез в пожизненное болото и был обречен до конца своих дней тайно, оглядываясь по сторонам, скрывая от родных и близких, встречаться с работниками КГБ и доносить, доносить, доносить…Впрочем, доносительство от него не всегда требовалось. В конце концов, информация об антисоветских высказываниях, всякого рода «злостных измышлениях», «порочивших» советский общественный строй, была небезгранична и тогда, в отсутствии ее, приходилось выслушивать долгие и нудные поучения периодически менявшихся сотрудников КГБ.