Иван вспомнил, как бегали к замполиту на тайные встречи самые активные борцы с доносительством в учебной роте. В словах Шорника была своя логика! — Получается, что у нас одни доносчики! — воскликнул Зайцев.
— Ну, обо всех не следует так говорить! — возразил Шорник. — Люди бывают разные. Есть и такие, которые никогда и ни на кого не будут доносить! Но девяносто, вернее, девяносто девять процентов наших граждан к доносительству способны! Видишь ли, так уже мы воспитаны…Поэтому я считаю, что уж если доносить, чтобы быть правоверным советским гражданином, то делать это нужно избирательно, принципиально и не за мзду!
— Что-то ты загнул, по-моему, с количеством потенциальных доносчиков? Неужели мы так деградировали?
— Я имею в виду именно потенциальных осведомителей. Потому как начальству, фактически, такого количества не требуется. Зачем, скажем, привлекать дурачков?
— Выходит, у нас не доносят только дурачки?
— Именно так, или почти что так!
— Ясно. Но меня все-таки беспокоит то, что мы служим этому обществу, где девяносто девять процентов способны, как ты говоришь, на все…
— Кто тебе сказал, что мы служим этому обществу? — рассмеялся Шорник. — Майор Скуратовский?
— Ну, хотя бы он!
— Мы служим не обществу, мой друг, — уверенно сказал Шорник, — а лишь только самим себе! В том числе и Скуратовский! А об обществе, родине и, тем более, социализме у нас никто на деле ни в малейшей степени не печется! Ты же любишь историю! Вспомни, был ли в нашей стране хотя бы один политический или государственный деятель, который по-настоящему заботился бы о государстве и народе? Все жаждут только власти, личного благополучия, обогащения!
— И ты?
— Представь себе, и я! Только я не хочу тебе врать из чувства дружбы!
— Но это же цинизм?
— Правда всегда цинична! Мое желание — добиться в жизни наибольших материальных благ, успешной карьеры, власти. Для этого я и сотрудничаю с КГБ! Конечно, у меня есть совесть. Я, например, считаю, что всех людей, которые меня любят и уважают, я, в свою очередь, должен любить и уважать. На них я никогда не буду доносить!
— Но ведь мне не нужны ни власть, ни материальные блага? — растерялся Зайцев.
— Ты еще молод, Иван, — усмехнулся Шорник. — И совершенно не знаешь жизни! Поверь, у тебя еще все впереди. И уже то, что ты своевременно ступил на правильный путь, впоследствии поможет тебе не один раз!
Иван задумался. — Неужели в истории нашей страны среди государственных деятелей не было ни одного порядочного человека? Вот насчет исторических личностей я с тобой не согласен! — сказал он. — А как же тогла Ленин? Я, конечно, не верю в тот образ Ленина, который создала наша пропаганда. Но ведь доказано, что Ильич был скромным человеком, любил свою страну?
— Ленин любил? — засмеялся Шорник. — А как же тогда проезд в запломбированном вагоне через всю Германию во время русско-германской войны? А получение у немцев денег, с помощью которых он захватил власть в стране?
— Неужели это правда?
— Я сначала сам не верил — так говорил Туклерс — но потом, когда я донес об этом Скуратовскому, тот подтвердил, что так и было!
— Сам Скуратовский?!
— Да, хотя он прямо так не сказал. Но я не из тех людей, чтобы не понять истину. Майор лишь заявил, что Туклерс, видимо, немало прочитал антисоветской литературы и умеет выбирать подлинные факты!
— Вот так да! А как же тогда ленинская скромность?
— Все это, видимо, дружище, пропаганда. О какой скромности может идти речь, если у Ленина главной жизненной целью была лишь власть, неограниченная, необъятная. Возьми, вон, его статьи. Ты же видишь, даже у нас в части чуть ли не на каждом углу висят его цитаты, типа: «Наша цель — власть!», «Мы должны взять власть!», «Только та власть чего-то стоит, если она умеет защищаться!» и так далее.
Зайцев приумолк. Как совпали слова Шорника с его собственными мыслями! — Ты, пожалуй, прав, Вацлав, — сказал он после некоторого раздумья.
— Ну и слава Богу! — обрадовался Шорник. — Значит, ты начинаешь постигать суть нашей жизни!
На другой день наступил намеченный майором Скуратовским вторник. Ровно в три часа дня Зайцев переступил порог его кабинета. Дверь была открыта, стоило только слегка на нее нажать.
— Здравствуй, садись! — с ходу перешел на «ты» Скуратовский. — Ну, как, есть что-нибудь новенькое?
— Да, товарищ майор.
— Называй меня Владимиром Андреевичем, — поморщился оперуполномоченный. — Не стоит распространять на меня уставные отношения.
— Понятно. Я пришел рассказать о Туклерсе, товарищ…Владимир Андреевич, — начал Зайцев. — Вчера перед «отбоем» по телевизору показывали кинофильм «Кавказская пленница»…